Зубки маленькие, но острые как иголки. Кирилл дотянулся до котомки, вытащил из термоса глиняную бутылочку с молоком и, осторожно разжав пасть, заменил прокусанный палец соской. Посмотрел на лопающего щенка и сам сунул пострадавший палец в рот. Отсосать кровь из ранок – первое дело. Чтобы, как говорит дядька, зараза не попала. Иначе неделю можно промучиться, пока заживет. А так – пара часов, и даже следа не останется. Не, ну как вцепился! Во, Паразитом и назову. А второго как? Стоп, сначала надо научиться их различать. Пристроил бутылочку на краю корзинки и, встав, зажег второй факел. Небольшое окошко было затянуто бычьим пузырем, и в сарае было темновато. Совсем скинул дерюгу и стал внимательно рассматривать кутят. Второй тоже проснулся и, унюхав молоко, полез к брату. Кирилл достал из термоса еще одну бутылку и поднес поближе. Реакция была однозначной – пока не наестся, соску не отпустит. Аккуратно сдвинул тоже перевернувшегося на спину второго щенка к другому краю корзины и также на краю пристроил посудину. Внимательно разглядывая щенят, почесал у второго животик. Задние лапки смешно задергались. Так, а это что такое? Пригляделся. Точно, у второго на грудке было еле заметное светлое пятнышко. Проверил у Паразита – отсутствует. Вот и различие. Ну и как же теперь назвать второго? Втором и будет!
Паразит наелся и, выпустив соску, свернулся клубочком. Мерзнет? Засунул за пазуху и сам, достав из котомки, вгрызся в большое зеленое яблоко. Втор тоже налопался и точно также отправился под отворот куртки, только на другую сторону. Проверил бутылки – обе пустые. Нащупал в котомке еще одно яблоко и схрумкал. В сарае сидеть надоело, и вылез на солнце. Верный Сашка сидел на завалинке и что-то стругал маленьким ножом. Кинул косой взгляд на герцога.
– Бдишь, твое высочество?
– А чо еще делать? – придвинул слуге котомку. – Сгоняй на кухню, пусть еще молока вскипятят. И проследи, чтобы песок в термосе хорошо нагрели.
– Учи ученого, – огрызнулся Сашка и умчался, бросив свою поделку на завалинку.
Кирилл взял недоструганную штуковину. Ложка будет? Захотелось самому лишнее снять, но нечем. Кинжал для такой работы не годится – малость великоват. Герцог положил поделку обратно и задумался.
Интересно, почти у всех зверей на Наташке, даже самых диких, есть такое свойство – кого первого увидят, тому и будут преданы до конца жизни. Потому частенько и приходится их убивать сразу после смерти хозяина. Редкость, конечно – мало кто из собак или лошадей может прожить так же долго, как человек. Вот в бою – другое дело. Если хозяин погиб, то его бессловесные друзья с остервенением набрасываются на врагов и, обычно, тоже погибают. Поэтому крестьянам разрешается только котят приваживать. Жеребята и щенки первыми видят или дворян, или свою мамку. Во втором случае их тоже можно легко сделать домашними, но до настоящей преданности воспитывать надо уже годами.
"Импринтинг", вдруг прозвучало в голове новое слово. Искусственно усиленное так называемое запечатление – дошло откуда-то из подсознания. Опять знания Создателей проявились? Вечером надо обязательно сходить к отцу в кабинет и записать в специальную тетрадку, хранящуюся в герцогском сейфе. Большой такой потайной ящик из толстенного железа, накрепко вмурованный глубоко в гранитную стену. Даже если найдешь его – секрет сдвига части стены знают только правящий герцог со своими женами и дед, а теперь еще и Кирилл – то все равно без ключа и знания, какие и в каком порядке потайные рычаги нажимать, сейф не открыть. Уже вторая тетрадь из драгоценного папируса, привозимого торговцами с юга континента, пишется.
– Это премудрости Создателей, – заявил однажды после рассказа сына об очередном странном сне правящий герцог Сангарии. – Их надо обязательно сохранить. Постарайся записывать все подробно, память у тебя, Кирилл, хорошая. Только, повторяю еще раз, никому кроме нас с матерью и деда – ни слова, ни звука.
Странно, у животных преданность задается этим самым импринтингом, а у людей верность определяется вассальной присягой. Но ее дают только дворяне. А как же Сашка? То, что он закроет Кирилла от вражеской стрелы своей грудью, если не будет в руке щита, у герцога не было никакого сомнения. Потому всегда разрешал своему слуге, когда они были один на один, говорить на "ты" и дерзить, если по делу. Вообще-то, Сашка ему не столько слуга, сколько лучший друг, хотя он никакой не благородный и даже не свободный. Получается, у простых людей тоже есть честь? Почему же холопов на проповеди священник всегда чернью называет? А ведь и отец, и мама, и другие папины жены никогда так не говорят. Ох, что-то неладно в этом мире.
Из подсознания вдруг вывалилось "Something is Rotten in the State of Denmark".* А это еще что такое?
Один из пригревшихся на груди кутят зашевелился и высунул свою мордашку из под теплой куртки. Во, смотрит! Глазки открылись. Кирилл аккуратно вытащил черный комочек и присмотрелся. Светлое пятнышко было хорошо различимо.