Караван специального назначения

— О нет, — энергично запротестовал Камал. — Все гораздо сложнее. Хабибулла-хан, например, знал много иностранных языков, в том числе и английский. Но говорить на нем считал ниже своего достоинства. Правда, находились люди, которые обвиняли эмира в том, что он пляшет под дудку англичан, но, мне кажется, он просто не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы избавиться от их господства. К тому же для человека, привыкшего к лести и поклонению…

Камал замолчал, не докончив фразы, и Чучину показалось, что он испугался, — слишком разоткровенничался и недостаточно почтительно говорил о бывшем правителе.

Внезапный порыв ветра обдал всадников жаркой волной песка и пыли. Иван закашлялся. Он никак не мог свыкнуться с тем, что песок тут повсюду. Его ели с хлебом, пили с водой, он забивался в ноздри и уши, разъедал глаза, проникал под одежду. И не было от этой напасти никакой защиты.

Камал протянул ему фляжку. Иван сделал глоток и поперхнулся.

— Что это?

— Аб-дуг. Сметана, разбавленная водой, — объяснил журналист. — Лучшее средство от жажды.

Они остановились, и караван начал медленно их обходить. В голове колонны чинно шествовали слоны, на которых были погружены самолетные крылья. Следом шел верблюд с двумя тяжелыми яхтанами. Голова животного была высоко и горделиво поднята. За его хвост привязан другой, за ним — третий. На верблюжьих шеях, обвязанных разноцветными плетеными ремнями, в такт шагам мерно позвякивали медные колокольчики, звук которых вливался в причудливую и унылую мелодию пустыни. Королевские гвардейцы на низкорослых конях ехали по обе стороны каравана в полном парадном обмундировании, казалось, не замечая ни жары, ни песка, который все сыпал и сыпал в лицо усиливающийся ветер.

— Как бы не было бури, — встревоженно сказал Камал, из-под ладони глядя на небо.

И, как бы подтверждая его опасения, загомонили, переговариваясь между собой, погонщики, плотнее сдвигая караван в цепочку.

— Будь она неладна, эта погода… — пробурчал Иван, предчувствуя долгую стоянку.

НАСРУЛЛА-ХАН ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

Притороченный к седлу деревянный футляр раскрылся, и украшенный изящной резьбой маленький пузатый сосуд с водой упал на дорогу. Всадник, офицер из охраны эмира, не заметил этого, а если бы и заметил, то все равно не остановил бы коня, чтобы поднять сосуд. Абдуррахман не мог терять ни секунды. Он все гнал и гнал коня и успокоился лишь тогда, когда перед его глазами показались высокие стены Джелалабада с видневшимися из-за них верхушками пальм.

Вихрем влетел Абдуррахман во дворец эмира и остановился посреди просторного светлого зала перед величественно-спокойным сановником.

— Я должен немедленно видеть его высочество Насруллу-хана, — задыхаясь, произнес Абдуррахман.

Ни один мускул не дрогнул на лице сановника. Он продолжал хранить молчание.

— Разве вы не слышите, что я говорю?! — повысил голос прибывший.

— Зачем так кричать, Абдуррахман? — услышал он знакомый голос. — Разве ты забыл, что сказано в Коране? Самый неприятный из голосов — это голос осла. — Говоря это, в зал вошел Насрулла-хан. Абдуррахман почтительно склонился перед ним.

Насрулла-хан степенно приблизился к нему и, испытующее глядя в глаза, неожиданно резко спросил:

— Так что у тебя? Что привело тебя в такое состояние? Отвечай же, не заставляй меня ждать!

— Ваше высочество… Великий эмир Хабибулла-хан убит…

— Молчи, несчастный! — Как бы пытаясь заслониться от этих слов, поднял руку Насрулла-хан. — Как ты смеешь произносить такие речи! Казнить его, немедленно казнить за эти слова! — театрально вскричал он.

— Все, что сделает ваше высочество, будет мудрым и справедливым, но, преисполненный неизмеримым горем, я вынужден повторить, что великий Хабибулла-хан убит сегодня ночью, — сказал Абдуррахман и склонил голову.

— Как это случилось? — все еще не опуская воздетых рук, спросил Насрулла-хан. — Убийца схвачен? Кто он? — В его словах Абдуррахман уловил тень беспокойства.

— Убийцы сбежали, но их, без сомнения, схватят, — с пылом ответил офицер. — Я не стал дожидаться результатов погони. Мне казалось, прежде всего надо предупредить вас. Теперь судьба великого государства Афганистана в ваших руках.

— Почему в моих? — с деланным сомнением произнес Насрулла-хан. — У моего брата — аллах, прими его душу! — остались дети Инаятулла-хан и Аманулла-хан. Они наследники власти.

— Они прекрасные люди и истинные мусульмане, — почтительно молвил офицер, — но еще молоды и горячи. Ими надо руководить. Только вы, ваше величество, — словно нечаянно оговорился Абдуррахман, — способны взять на себя тяжкое бремя государственной власти.

— Ты даешь мне совет, Абдуррахман? — высокомерно спросил Насрулла-хан.

— Простите, ваше высочество, — подчеркнуто смиренно склонил голову офицер. — Я хотел только сказать, что…

Насрулла-хан величественным жестом остановил его.

— Ты слишком неосторожен, Абдуррахман. Иди и запомни, я не люблю людей, забывающих свое место.

Абдуррахман еще покорнее согнулся перед Насруллой-ханом и, пятясь, удалился. Насрулла-хан проводил его взглядом.