Карденио

В тот день, о котором мы ведем наш рассказ, около семи часов вечера, то есть в то время, когда ураган еще свирепствовал вовсю, в спальне дома находились трое его обитателей. Это были сам дон Бартас, его жена и их дочь, тринадцатилетняя девочка, обессилевшая настолько, что лежала на постели без единого движения.

Дон Мельхиор пребывал в возрасте около пятидесяти пяти лет. Это был вполне бодрый старик высокого роста, с бледным лицом аскета, изнуренным скорее нравственными страданиями, чем годами и лишениями. Волосы его и борода были белы как снег.

В эту минуту он был в страшном волнении, нервно и быстро он ходил по комнате. Останавливаясь по временам перед дочерью, он бросал на нее взгляд, полный отчаяния, а затем снова принимался ходить из угла в угол.

Донья Хуана Бартас, выглядевшая значительно моложе своего супруга (ей было лет сорок), присутствовала тут же.

Это была женщина, сохранившая следы замечательной красоты. Она сидела у изголовья дочери, держа в своих руках руки девочки, и жадными глазами следила за каждым ее вздохом. Между тем горячие слезы непрерывно струились по ее бледным щекам, но она не замечала их.

Флоре Бартас только исполнилось тринадцать, но благодаря южному климату она развилась очень быстро и выглядела взрослой девушкой. Все ее формы имели безупречную правильность и чистоту, так что сам божественный Рафаэль не мог бы мечтать о лучшей модели для своей Мадонны. Это было идеальное по красоте существо, соединявшее в себе небесную гармонию форм с прелестью земной женщины. Она производила впечатление ангела, забытого на земле, который еще помнит о крыльях, оставленных на небесах.

Взгляд Флоры, в котором читались страдание и любовь, был устремлен на мать; а губы уже тронула предсмертная бледность…

В комнате стояла тишина.

Вдруг вдали послышался звон колокольчика.

— Что это? — прошептал дон Мельхиор.

Донья Хуана не шевельнулась, не подняла даже головы. Все ее существо было обращено к дочери, и она ничего не слышала и не видела вокруг себя.

В эту минуту дверь тихонько приотворилась, в нее просунулась голова с сильно загорелым лицом.

— Что случилось, дон Рамон? — спросил плантатор.

— Идите-ка сюда! — ответил дон Рамон, который был одним из управляющих сеньора Бартаса.

Дон Бартас вышел, тихо затворив за собой дверь. Дон Рамон ожидал его в соседней комнате, которая служила залой, называемой американцами гостиной.

Дону Рамону было тридцать два или тридцать три года; он родился и вырос в семье Бартасов и был безгранично предан им. Был он немного выше среднего роста, но прекрасно сложен, широкоплечий, довольно плотный, с железными мускулами, и обладал необычайной силой. Ноги у него были дугой, как, впрочем, почти у всех, кто много ездит верхом, на правом боку висел мачете, а из голенища сапога торчала рукоятка складного ножа.

— Что случилось, дон Рамон? — спросил плантатор.

— Господин, — ответил управляющий, — какие-то незнакомцы просят оказать им гостеприимство и ждут вашего разрешения.

— Отчего же ты их тотчас же не впустил? Даже если бы злейший враг просил приютить его в такую погоду, у меня и тогда не хватило бы духу ему отказать.

— То-то и оно, господин… — проговорил управляющий в замешательстве.

— Да что же случилось? — спросил нетерпеливо дон Бартас.

— А то, что путники — индейцы!

— Какое нам до этого дело? Разве они не такие же люди, как и мы?

— Что правда, то правда, да индеец этот — ваш злейший враг. Он из вождей племени апачей, и с ним четверо спутников. Одним словом, это — Пламенное Сердце!

— Пламенное Сердце! — прошептал плантатор глухим голосом. — Зачем он здесь? Да, впрочем, не все ли равно? Долг гостеприимства требует, чтобы мы его приняли, а потому введите его сюда, а остальных можно проводить в помещение для гостей и подать им все, что ни спросят. Не забудьте проявить максимум предупредительности к этим людям, которые являются вашими гостями. Идите! Я буду ждать здесь. Скажите Педрильо, чтобы он принес сюда прохладительное.

Управляющий поклонился и вышел из залы.

— Однако такой визит вряд ли возможен без причины, — прошептал дон Бартас, когда остался один. — Что-нибудь за этим да кроется. Пожалуй, измена?! Однако Пламенное Сердце слывет за честного человека. Посмотрим!

В эту минуту вошел Педрильо, неся на большом подносе разнообразное угощение: дичь, печенье из маиса, фрукты к различные напитки. Все это он расставил на столе, затем зажег две лампы и удалился.

Почти в ту же минуту дверь растворилась и вошел управляющий в сопровождении вождя апачей. Плантатор сделал знак, дон Рамон вышел, и дон Бартас остался наедине со своим гостем.

Это был настоящий гигант, роста более шести футов и двух дюймов. Сложен он был прекрасно, кожа имела цвет античной бронзы; у него был высокий открытый лоб, большие черные глаза со слегка приподнятыми к вискам бровями, нос с небольшой горбинкой, выдающийся вперед квадратный подбородок и большой рот с красными, толстыми губами и острыми белыми зубами. Уши его, в которых торчали перья и другие украшения, свисали почти до самых плеч.