Кардинал Ришелье

«Все пришли к согласию, что регентство королевы было бы самым лучшим способом предотвратить гибель короля и королевства».

То есть Мария Медичи стала регентом королевства при своем малолетнем сыне, коронованном в октябре 1610 года. Свою власть она базировала на слабости юного Людовика. Но, на свою беду, она, как очень скоро выяснилось, не умела управлять государством. В результате их с Людовиком дела пошли так плохо (некоторые историки даже утверждают, что регентство Марии Медичи принесло Франции одни лишь неисчислимые бедствия), что уже в 1614 году было решено созвать Генеральные штаты, на которых представители всех сословий дали бы совет правительству, что делать дальше.

* * *

Что же касается Армана-Жана дю Плесси-Ришелье, то на него весть об убийстве Генриха IV произвела сильнейшее впечатление. Он был молод, но вполне уже мог оценить значение деятельности короля-реформатора для государства, и он именовал Генриха IV не иначе как «великим королем». В своих «Мемуарах» он даже отметил, что эта трагическая смерть «одним ударом уничтожила замыслы и усилия всей его жизни, чем не преминули воспользоваться его враги, уже почти побежденные».

Короче говоря, смерть Генриха IV, похоже, разрушила все его надежды.

О событиях, имевших место в Париже, Арман-Жан дю Плесси-Ришелье узнавал лишь из писем, а посему он тут же стал думать над тем, как бы поскорее выбраться из своего люсонского уединения. Надо было срочно найти удобный повод, чтобы предстать перед королевой и доказать ей, что он может быть очень даже полезен. Он даже написал Марии Медичи льстивое письмо, заверив ее в своей самой искренней преданности, но это письмо ей не было передано. И тогда в последних числах июля 1610 года он лично прибыл из Люсона в Париж, где упомянутая мадам де Бурж сняла для него небольшой дом на улице Блан-Манто, что в нескольких шагах от Лувра. В столице он обратился к старшему брату Анри и с его помощью начал возобновлять старые знакомства и заводить новые. При этом значительная часть времени уходила у него на визиты к разным влиятельным особам, но его почти везде встречали, мягко говоря, прохладно. Это и понятно, никто ничего не понимал, и каждый в тот момент думал о своей собственной судьбе. Короче говоря, амбиции какого-то молодого епископа из Люсона в данный момент совсем не интересовали двор, поглощенный интригами.

* * *

В результате в октябре того же 1610 года самолюбивый Арман-Жан дю Плесси-Ришелье покинул Париж. Но он не возвратился в свой Люсон, а поселился в скромном приорстве, что находилось недалеко от аббатства Фонтевро. Здесь он чувствовал себя хорошо. Это и в самом деле было место, где можно было отдохнуть, почитать книги и посвятить себя размышлениям…

Лишь через несколько месяцев Арман-Жан дю Плесси-Ришелье вернулся в Люсон, куда, как ему стало известно, должен был приехать королевский эмиссар господин Мери де Вик, которому было поручено урегулировать трения, возникшие между католиками и гугенотами провинции Пуату. Такой шанс упускать было нельзя, и епископ Люсонский отдал себя в полное распоряжение важного столичного чиновника. Одновременно с этим он поспешил вступить в переписку с Полем Фелипо де Поншартреном – государственным секретарем, ведавшим вопросами религии.

Генеральные штаты

Это собрание, открывшееся 27 октября <…>

было не слишком успешным (король

так и не выполнил данных обещаний),

но немало помогло Ришелье.

Франсуа БЛЮШ

В течение лета 1614 года по всей Франции шли выборы делегатов в Генеральные штаты. Для епископа провинциального Люсона это был отличный шанс, который нужно было использовать любой ценой. В результате он грамотно «подготовил почву», и духовенство провинции Пуату единодушно утвердило его делегатом.

* * *

Генеральные штаты открылись 27 октября 1614 года (через 25 дней после объявления Людовика совершеннолетним) и продлились до 23 февраля следующего года.

Духовенство прислало в столицу 140 представителей, дворянство – 132, третье сословие – 192. Итак, всего было 464 делегата, и всех их разместили в монастыре Августинцев, расположенном на левом берегу Сены, близ Нового Моста.

С первого же дня на заседаниях стали происходить конфликты, а началось все со скандала по поводу порядка, в котором делегаты должны были выражать мнение в своих палатах.

Делегаты от третьего сословия спорили с делегатами от дворянства и духовенства. Никто никого не слушал, и шумное упрямство отдельных представителей не позволяло внять голосу разума. Произошло даже несколько дуэлей, и палата духовенства сочла себя обязанной направить к королеве-матери епископа Монпелье, чтобы тот выразил им свое сожаление по поводу того, что кровь французских подданных льется ради нелепых ссор, что весьма походило на варварский обычай жертвоприношений у язычников.

* * *