Кардинал Ришелье

При дворе с удивлением наблюдали за тем, как Ришелье продолжал демонстрировать верность королеве-матери, в то время как многие из вчерашних приверженцев Марии Медичи теперь сторонились ее. Кое-кто посмеивался над недальновидностью честолюбивого епископа.

Дело в том, что позиция Ришелье в новых обстоятельствах была столь же добровольной, сколь и вынужденной. Он ясно видел, что фавориты, окружившие Людовика XIII, не намерены подпускать его к королю. И в то же время, в отличие от многих, не считал, что Мария Медичи окончательно и бесповоротно утратила влияние на сына. Ришелье продолжал надеяться, что с ее помощью сумеет взять реванш за поражение. В «Мемуарах» он пытается представить свой выбор с самой выгодной для себя стороны. «Я предпочту обещаниям фортуны, — пишет он, — честь следовать за королевой-матерью в ее печали».

Ришелье отдавал себе отчет в том, что ему повезло больше его недавних коллег, оказавшихся в тюрьме. Всех ставленников Кончини изгнали из Парижа. Вдову маршала арестовали и обвинили в колдовстве.

Король настаивал на отъезде королевы-матери из Парижа. Ему не терпелось поскорее взять в свои руки бразды правления. Мария Медичи уполномочила Ришелье оговорить условия ее фактической ссылки.

Переговоры были недолгими. Марии Медичи предстояло отбыть в принадлежащий ей замок Мулен. Пока же его будут приводить в порядок, она должна остановиться в Блуа. За королевой сохранялись все ее доходы и владения.

Отъезд был назначен на 3 мая 1617 г. Утром Людовик XIII нанес прощальный визит матери. Сын и мать почтительно-холодны. Под маской равнодушия королеве с трудом удается скрыть оскорбленное самолюбие. «Она вышла из Лувра, — вспоминал Ришелье, — просто одетой, в сопровождении всех своих слуг. Лицо ее печально. Не было никого, кто при виде этого почти похоронного зрелища не испытал бы сострадания». Рисуя в самых сочувственных выражениях отъезд королевы, Ришелье вместе с тем говорит и о враждебных настроениях. «Неприязнь к ее правлению была столь глубокой, — замечает он, — что народ не воздержался от отдельных непочтительных выкриков при ее появлении, и эти выкрики она восприняла столь болезненно, что черты ее лица заострились, а в сердце образовалась кровоточащая рана».

Длинная вереница карет уносила из Парижа тех, кто решил разделить судьбу бывшей регентши. Замыкала печальный кортеж простая, безо всяких украшений карета, в которой сидел в мрачной сосредоточенности епископ Люсонский. Он еще не знал, что его изгнание продлится долгих семь лет. Но не сомневался, что вернется к власти.

Ришелье понимал, что его будущее во многом зависит от того, удастся ли ему войти в доверие к новому фавориту Альберу де Люиню. Епископ был невысокого мнения о способностях любимца Людовика XIII. В его представлении он мало чем отличался от своего предшественника маршала д'Анкра: такая же посредственность, но посредственность, наделенная властью и пользующаяся огромным влиянием на слабовольного короля. Итак, терпение, лояльность и готовность в любой момент воспользоваться подходящим случаем. Эта своеобразная «триада» будет направлять поведение епископа Люсонского в предстоящие годы.

* * *

Отбывая в ссылку, Мария Медичи предложила Ришелье возглавить ее личный Совет. Бывшая регентша утешала себя иллюзиями власти и всячески пыталась сохранить ее внешние атрибуты. Ришелье проявил осмотрительность и заручился предварительным согласием короля, а точнее — Люиня. «Королева, — пишет он в „Мемуарах“, — предложила мне возглавить ее Совет, но я не хотел принимать эту должность, не уведомив о сделанном мне предложении короля и не получив его согласия…»

Возглавив Совет королевы-матери, Ришелье занял ведущее положение при ее маленьком дворе. Помимо епископа Люсонского в ближайшее окружение Марии Медичи входили первый шталмейстер де Брессьё, личный секретарь де Виллезавен, итальянец Бонзи — откровенный противник Ришелье, епископ де Безье, другие менее влиятельные особы. Претензии опальной королевы даже на символическую власть были восприняты с неудовольствием в Париже.

Людовик XIII не скрывал своего торжества. Он буквально упивался властью. Первое время король постоянно заявлял, что намерен править, опираясь на соратников своего отца — людей опытных и трезвых. Людовик XIII пытался входить в текущие дела, старательно изучал многочисленные бумаги, отдавал распоряжения… Однако утомительный повседневный труд оказался явно непосильным для слабой натуры юного короля, и скоро он вернулся к своим любимым занятиям — охоте и дрессировке птиц. Государственные дела король полностью передоверил Люиню, возглавившему Королевский совет.