Кардинал

– Всего я и сам не знаю. Кое-что выяснялось с годами. Как-то раз я задумал создать персонаж с полноценной памятью, который помнил бы свое прошлое. Получилось. Он рассказал мне о себе, как его звали, где он жил, как умер, ведь все эти призрачные лица – лики мертвых. Он помнил, как умер, как пробудился (правда, сколько времени прошло между двумя событиями, он не мог сказать) уже здесь, в аэропорту. Я проверял, все совпало. Но больше из него ничего вытянуть не удалось – например, откуда берется моя способность создавать людей. Я пытался еще несколько раз, но каждый такой персонаж рассказывал одно и то же: жил, умер, воскрес в новом облике. Никакого рая или ада, только темнота, затем свет; провал, затем пробуждение. Слово «Аюамарка» я узнал от слепых кукольников. Мы часто встречались за прошедшие десятилетия. Они всегда говорили между собой на своем непонятном языке, я его не понимал, но некоторые слова отпечатывались в памяти – Ума Ситува, Атауальпа, Манко Капак. Это из языка инков. Подозреваю, что слепцы – это потомки тех, кто бежал от испанских конкистадоров, но подтверждений у меня нет, только догадки.

– Значит, меня назвали они? И Аму? И Инти Майми?

– Нет. Имена выбираю я. По крайней мере, мне так представляется.

– А та лавчонка? Вы туда по-прежнему ходите?

Он мотнул головой:

– Надоело топтать ноги. В конце концов я перевез кукольников сюда. Они обитают в подземелье. Часто меняются. Вместо тех двоих, что были вначале, уже несколько раз появлялись новые. Они похожи, говорят на том же языке, все такие же загадочные и слепые, как первая пара. Откуда они берутся и где живут, я понятия не имею.

– Значит, они здесь? – вскинулся я. – И сейчас тоже?

– Да. Подвальная пара всегда на месте.

Я вскочил:

– Покажите мне их!

– Не сейчас.

– Нет, сейчас.

Кардинал смерил меня внимательным взглядом, потом кивнул: «Хорошо» – и, поднявшись на ноги, прошествовал к двери. Снаружи дожидался Форд Тассо. Кардинал что-то прошептал ему на ухо, Тассо в ответ угрюмо склонил голову. Тогда Кардинал выпрямился и поманил меня за собой. В лифте он большим пальцем указал лифтеру на выход: «Марш!», а потом, когда я вошел внутрь, набрал код на панели, и мы поехали вниз.

– Я проявил эгоизм, мистер Райми, – признался он, пока мы спускались. – Употреблял свой дар исключительно в корыстных целях. А ведь мог создать восьмерку гениальных ученых, которые разогнали бы науку до сверхзвуковых скоростей, как комету с ядерной боеголовкой в хвосте. Я мог бы создать гениальных проповедников, которые добились бы мира во всем мире. В моих силах было сотворить людей, которые изменили бы будущее и настоящее нашей планеты. Но я употребил свой дар, чтобы дорасти до Кардинала. Нет, я не раскаиваюсь – я рад тому, что сделал, – но иногда по вечерам, когда я выхожу на балкон и смотрю на город, а снизу доносятся вопли…

Лифт остановился, и мы вышли – на самом нижнем, подвальном этаже. Прошагав к запертой двери, Кардинал набрал очередной код и начал спускаться по открывшейся лестнице. Я постоял в нерешительности, чувствуя, как предательски сжимается желудок, но раз уж я дошел сюда – глупо сворачивать на полпути.

Внизу оказалась еще одна дверь. Незапертая. Кардинал дождался меня, затем приоткрыл ее и просочился внутрь. Я последовал за ним.

Обитателей помещения я увидел сразу. Они восседали на двух грубо сколоченных табуретах. Затянутые бельмами глаза, бесстрастные лица. Мой взгляд пошел бродить по комнате – груды бочонков, ящиков и жестянок. Я присмотрелся к этикеткам. Краска, металл, бумага, дерево, бечевка, ткань и тому подобное. Стены испещрены ничего мне не говорящими знаками. Осмотревшись, я сделал шаг к двоим на табуретах и вопросительно обернулся к Кардиналу.

– Подойди, – разрешил он. – Я уже приводил сюда других. Они ничего не сделают. Только сидят как истуканы с застывшим взглядом. Можешь ткнуть их в бок, если хочешь.

Я осторожно приблизился и встал примерно между ними, переводя взгляд с одного безучастного лица на другое. Это были не слепцы, которые мне попадались раньше, но выглядели они похоже. Я уже хотел задать Кардиналу очередной вопрос, но взметнувшиеся вдруг руки в хламидах обрушились мне на плечи, втягивая в загадочное, едва понятное действо.

Глаза слепцов вспыхнули и расширились. По ним забегали цветные пятна, появились люди, звуки, как на четырех телеэкранах, которые стремительно сливались в один, а когда слились, меня окружила совершенно иная действительность.

Дело происходило давно, еще до нашествия европейцев. Куда меня занесло, я не понял, но я стоял на высокой горе, и солнце палило нещадно. Люди, собравшись у какой-то скалы диковинной формы, спорили о будущем своего народа.

Потом у меня под ногами оказалась платформа, а вокруг лежали мумии. Слепой жрец стоял под струями похожего на душ дождя – такого же, какой лил в день моего приезда. Он являл остальным высшую волю. Им было приказано покинуть город.