– Убирайтесь оттуда! – надрывается рация голосом командира дивизии. – Уходите!
– Почему?!
– Потому что…
Следующий снаряд влетает в «Азунду», Сантеро швыряет на бронированную стену, из кузеля орёт ошпаренный механик, брюхо бронетяга стремительно наполняется дымом, экипаж бросается к люкам. Кто-то тащит механика, кто-то кашляет, кто-то пытается оттолкнуть остальных, кто-то надеется… Они все надеются, потому что не слышат то, что прозвучало из рации прямо перед выстрелом:
– …будем бить по площади!
Неуклюжая, потому что подбитая, «Азунда» прямо по курсу.
Алхимик.
Зверь.
Один из тех, кто жжёт ребят огнём и шлёт на позиции ядовитые приветы. Военная мразь.
«Зверь! – У Яна ходят желваки. – Зверь!»
Сегодня Хильдер вдоволь попил крови. Сначала расстрелял замешкавшийся «Клоро» с зенитными пулемётами на загривке: с упоением всаживал в него снаряды до тех пор, пока не взорвался кузель, обварив экипаж паром и разорвав королевским уксусом. Затем добил ещё один «Клоро» и попутно раздавил храбрый миномётный расчёт, попытавшийся оказать сопротивление неистовым «Джабрасам». Хильдер попил крови, но не напился и с радостью направил бронетяг на «Азунду».
У которой покорежёна ходовая и дырка там, где располагается кузель. Которая отчаянно дымит и готовится умереть, что видно по бегущим крысам… Точнее, по экипажу, состоящему из безжалостных убийц.
– Военные мрази, – шепчет Ян.
А из башни вылезает хлипкий волосатик. Командир? Возможно. Комбинезоны похожи, знаки различия не видны, но все остальные воспользовались нижними люками, а этот, хлипкий, выбрался через башню, оттуда, где расположено место командира.
– Сволочь!
Ушерец, разумеется, не слышит. И он почему-то не торопится. Стягивает и отбрасывает в сторону противогаз, садится на броню и достаёт из кармана портсигар. Ему всё равно. Или он не понимает, что прямо на него мчится огромный «Джабрас», – такое бывает. Хлипкий сейчас умрёт и хочет покурить на прощание. Что может быть смешнее?
Хильдер смеётся. Ему нравится думать, что он лично убьёт хлипкого алхимика. Поникшего, сдавшегося алхимика.
Заряжающий прилаживает снаряд, наводчик орёт: «Есть!», смеющийся Ян командует:
– Огонь!
И всё вокруг взрывается огнём.
У них не было другого выхода. Попросту не было. Пехота побежала, артиллеристы побежали, «Джабрасы» стояли в шаге от второй линии обороны и должны были ударить. Ударить на полном ходу. Разгорячённые, радостные, идущие на пределе… А за «Джабрасами», как доложили с разведывательного паровинга, шла бригада мобильных «Киттеров» и свежая пехотная дивизия. Ушерцы поняли, что Селтих запланировал неожиданный прорыв, и не стали проверять свою оборону на прочность.
«Азунды» Двадцать седьмого отряда ударили по площади. Не модифицированные, с газовыми цистернами, а стандартные, заряженные «Алдаром» «Азунды» по шесть выстрелов на каждую. Они долго стояли в резерве, не имели возможности отличиться, но навыков не растеряли. Их навели с паровинга, и они ударили, не разбирая, кто где. Им нужно было залить огнём прорывающиеся «Джабрасы», и они залили.
Они исполнили приказ, удержали оборону.
– Ты печален, – произнёс Помпилио, медленно проводя тряпочкой по идеально чистому стволу «Трёх сестёр Тау». Точнее – по трём, расположенным один под другим, стволам уникальной бамбады. – Что случилось?
– Отмахнуться не получится? – грустно улыбнулся Аксель.
– Отмахиваются от мух, – нравоучительно ответил дер Даген Тур. – У тебя же произошло что-то очень серьёзное, и я считаю, что нам следует об этом поговорить.
– Потому что нельзя копить в себе дурное?
– Потому что ты можешь говорить только со мной, – небрежно ответил адиген, не глядя на собеседника.
Крачина снова пригласили на обед, снова прислали «Колетту Витарди», однако на этот раз высокомерный камердинер – Теодор Валентин – скупо обронил, что «мессер распорядился накрыть позже», и проводил гостя в арсенал.
Где было полным-полно стволов, в том числе – заряженных: и в шкафах – некоторые дверцы распахнуты настежь, – и на столе, в зоне досягаемости. Сейчас, к примеру, внимательно слушая адигена, Крачин держал в поле зрения «Улыбчивого Ре» – единственный в Герметиконе короткоствол, выполненный Бартеломео дер Га. Достоинства этой бамбады они с Помпилио обсуждали десять минут назад, но после «Улыбчивый» не спрятался в шкатулку, а остался на виду, словно приглашая Крачина протянуть руку и…
– Ты одинок, Аксель, не отверженный, конечно, а просто одинокий – это твой выбор. Ты тяжело сходишься с людьми, но я, поверь, не самый плохой собеседник. Я вижу много, а понимаю ещё больше.