Приотская бронебригада состоит из десяти-двенадцати мехэскадронов, по четыре бронетяга в каждом, уже сорок машин. К тому же у моста стояла «тяжёлая» бригада, в основном состоящая из мощных галанитских «Джабрасов», против которых Шеро мог выставить лишь четыре «Доннера» и пять «Бёллеров» – только им удалось собрать полный боекомплект – да четыре «Азунды», на которые ушерцы делали главную ставку.
– Огонь!
В бой пошли исключительно добровольцы, но недостатка в них не было: разъярённые ушерцы мечтали отомстить землеройкам за чудовищное преступление. Винтовки, карабины и патроны собирали со всей колонны, в результате получился отряд в восемьсот штыков, которому приказали вывести из игры приотских артиллеристов. Возглавил удар, разумеется, Крачин, и тут фельдполковник не ошибся: пехота врезала одновременно с бронетягами, идущие в первых рядах эрсийцы стремительно ворвались на артиллерийские позиции и завязали лютый ближний бой. Не столько стреляли, сколько рубили; не побеждали, а убивали.
За Фадикур. За пятнадцать тысяч расстрелянных братьев.
– Огонь!
А стрелковый батальон, который должен был прикрывать артиллеристов от вражеской пехоты, накрыли «Бёллеры». Два залпа из пушек обратили в кровавую мешанину землю, людей и палатки, следом завизжали шестиствольные «Гаттасы», добавляя раскалённый свинец, а затем бронетяги принялись утюжить лагерь гусеницами.
Без пощады.
– Огонь!
Бронебригаду землеройки заботливо оттянули от реки, укрыв от ушерских гаубиц за холмами. Выставили в охранение четыре машины, остальные сгрудили в небольшой долине и тут же разбили лагерь. Никто ведь не ожидал, что на пологих вершинах окрестных холмов появятся кошмарные «Азунды».
– Огонь!
В командирской «единичке» – фельдполковник Шеро; в «двушке» – Сантеро, в «трёшке» – Герхард Пак, его брат, паровингер, попал в Фадикуре в плен; в «четвёрке» – фельдмайор Кальдо, на глазах которого сгорел весь его алхимический пост. И в экипажах сплошь офицеры: наводчики, заряжающие, заправщики… Фоговые команды на сто процентов из офицеров, наверное, впервые в истории ушерской армии. Нижние чины тоже просились в бой, однако старших по званию оказалось гораздо больше, чем требовалось.
– Огонь!
«Доннеры» атаковали приотское охранение, врезали по «Джабрасам», умело подобравшись из-за холмов, а помочь дежурным никто не мог, потому что экипажи остальных бронетягов спичками пылали в недостроенном лагере, орали, поскальзывались на лужах раскалённого «Алдара» или получали его прямо на голову. Снова орали и горели.
Горели…
Никогда на памяти Сантеро, никогда ещё «Азунды» не били по скоплениям незащищённых солдат, по площади, переполненной людьми. Никогда не били наотмашь, не для победы в бою, а только для того, чтобы убить. Никогда ещё огнемётные бронетяги не были настолько страшны.
Безумные вопли приотцев заглушали свистящий шелест выстрелов и гудение кузелей, а запах горящей плоти полностью перебил вонь ядовитого «Алдара», проник даже под респираторы, заставляя морщиться… Но не способный остановить.
– Огонь!
На корме у каждой «Азунды» по шесть цистерн, по шесть выстрелов, скорострельность – два в минуту, ушерцы спешат, но не торопятся. Первый залп «размечает площадку», фоговая смесь ложится по периметру лагеря, выжигая границу смерти. Стена огня не позволяет землеройкам вырваться. И лишь потом алхимики бьют внутрь, щедро обливая «Алдаром» обезумевших от ужаса приотцев.
Четыре машины, в каждой по шесть цистерн, двадцать четыре выстрела, тысяча двести человек… Количество погибших подсчитали потом, когда ушерцы ушли к своим, «Алдар» сгорел, и на место, которое так и не успело стать лагерем, пришли спасательные команды.
Сразу превратившиеся в похоронные.