Кардонийская петля

– Не успеваем! – пробубнил номер второй.

– Заткнись!

– Но ведь не успеваем же! Я слышу двигатели!

– Сутки ареста, придурок, – прошипел разозлившийся фельдфебель.

– За что?

– За болтовню.

– Но…

– Заткнись.

И номер второй, сообразив, что перегнул палку, счёл за благо заткнуться.

– Быстрее!

– Мы стараемся.

Кажется, это ответил номер четвёртый.

Тьма вокруг, хоть глаз выколи. Глухая ночь, глухое от мрака небо, но землеройки – об этом фельдфебель знал точно – не глухие; и кажется, что издаваемые расчётом звуки разносятся далеко-далеко по глухому, но не оглохшему уголку Межозёрья. И ещё кажется, что враги приготовились, ждут, когда одинокие, затерянные во тьме солдаты приблизятся на убойную дистанцию, и тогда шарахнут из карабинов и пулемётов. Так кажется.

Тайно подбираться к вражеским укреплениям – испытание не для слабонервных. Ночная тьма, конечно, придаёт уверенности, но периодически взлетающие ракеты – слабенькие, лишь на несколько мгновений освещающие подступы к форту – нервировали ушерцев.

– Я вижу, – прошипел номер первый.

– Я тоже, – отозвался фельдфебель.

Прямо по курсу далёким айсбергом появились стены Макерского форта, едва различимые… даже не различимые, а угадывающиеся в рассеянном свете звёзд.

– Товьсь!

Что делать, расчёт знал назубок. Номер первый снял с плеча направляющую, номер второй вогнал в податливую почву ножи короткой треноги, и первый приладил к ней трубу. Третий и четвёртый тащили заряды, и когда направляющая встала как положено, третий осторожно опустил в неё первую ракету.

– Есть.

Фельдфебель достал из кармана часы с фосфоресцирующими стрелками, кивнул, прислушался, уверенно различив далёкое гудение моторов, и приказал:

– Огонь!

И в чёрное небо взлетела осветительная ракета. Не слабенькая, а мощная, дающая долгий, до пяти минут, и очень яркий свет – первый алхимический привет от Двадцать седьмого отдельного отряда. Через две секунды пальнул северный расчёт, занявший позицию в половине лиги вниз по течению Макеры, ещё через секунду – южный, расположившийся за излучиной, а потом все три расчёта ударили по второму разу, и форт оказался освещён шестью повисшими на парашютах звёздами, на свет которых торопливо рванули заждавшиеся паровинги.

Огромные бомбовозы.

Паровинги, двигатели которых разгонял спрятанный в фюзеляже кузель, в принципе не получались маленькими – вес и размеры кузеля не позволяли, – зато поднимали гораздо больше маломощных аэропланов, и одно-единственное бомбардировочное крыло могло стереть с лица земли средних размеров посёлок. А на ярко освещённый форт по очереди зашли три крыла. Ровным строем, как на учениях. Слегка пижоня, но совершенно не опасаясь огня зенитных пулемётов. Проревели, укладывая на укрепления по доброй половине запаса, аккуратно развернулись и зашли вновь, окончательно опустошая бомбовые подвески.

Два налёта – бессчётное количество взрывов и воплей; взлетающая земля, брёвна, камни… Тот, кому довелось пережить авиационный налёт, знает, что испытывает затаившийся в блиндаже солдат. Тот, кому не доводилось, никогда не поймёт, как давит вой приближающихся бомб. Как рвутся от разрывов нервы. Как стягивает в узел ощущение полной беспомощности. Люди с богатой или больной фантазией представляют форт с высоты птичьего полёта, представляют в виде гигантской мишени, в которую беспощадный стрелок посылает пули-бомбы. Все остальные с ужасом ждут. Одни молятся, другие прикладываются к фляжке, третьи напряжённо считают…

Но форт – не посёлок, он рассчитан на войну, а потому опустошённые бомбовозы оставили после себя хоть и перекопанные, но вполне боеспособные укрепления.

Огненная ночь продолжалась.

– Это Сантеро! Выхожу на исходную!

– Идём по графику! – отозвался Лепке. – Дальше без приказа!

– Есть!

Не попытка захвата форта и уж тем более не прорыв – разведывательное боевое столкновение, вот как назвали операцию штабные крысы. Землеройки закупорили Межозёрье сплошным фронтом от Аласора до Бранисора. Использовали каждый овраг, холм, речку – врывались в землю окопами в полный профиль, огневыми точками в три-четыре наката, а если получалось – возводили настоящие крепости. Пушки и пулемёты Макерского форта уверенно контролировали лежащее на противоположном берегу поле и, что гораздо важнее, два удобнейших брода. Именно поэтому штабные поручили Двадцать седьмому проверить крепость на прочность.

– Тридцать секунд!

– Успеем!

Алхимические ракеты догорали, а других залпов не будет – план боя не предусматривал. Пока паровинги утюжили форт, два алхимических поста, Сантеро и Лепке, торопливо пересекли нейтральное поле, вышли на заранее рассчитанные позиции – на расстояние выстрела – и теперь готовились к залпу. А к бродам устремились эрсийские «Клоро».

– Товьсь!

Затухает последняя ракета.

– Огонь, – шепчет Адам.

Его не слышат, потому что «Азунды» работают самостоятельно, но огонь приходит. Чуть раньше, чем ожидалось.

С той стороны реки.

Не менее шести снарядов накрывают выбранный алхимиками пятачок, а три из них влетают в первый расчёт, превращая «Азунду» в гигантский, устремлённый к чёрному небу костер.