Карелия

Пишет вам ваша внучка Комета. Мы с Верочкой сейчас в Москве, но пробудем здесь недолго наверно. Меня отправили сюда по делам службы. Перед отправкой сюда сумела вырваться в Ленинград. Узнала, что в наш дом попала бомба. Дома больше нет. Мама и Вася были дома, их похоронили на Смоленском кладбище, на могилу я не ходила. Говорят, хоронили их всем двором. Верочку нашла в больнице и сумела её оттуда забрать, она теперь со мной. Писать она пока не может.

По этому адресу можете нам писать, мы здесь пробудем, не знаю сколько, но нам потом ваши письма обещали переслать.

Про папу ничего не знаю, сказали, что его с заводом отправили на Урал, еще, когда все были живы. Писем от него нет и от вас тоже.

Служба у меня идёт спокойно. С Верочкой наверно смогу управиться. Если она согласится, то отправлю её к вам.

Желаю вам здоровья! Берегите себя! Мы вас всех очень любим и целуем!

Ваши Мета и Вера Луговых

Пошла взяла конверт у хозяйки.

— Ты чего смурная такая?

— Написала бабушке и дедушке…

— Они ещё не знают?…

Я кивнула и пошла запечатывать письмо, в комнате Верочка сидела, читала письмо и молча плакала. Господи! Ну что делать-то? Я обняла малышку, и поплакали вместе. Потом запечатала письмо и подписала адрес Вологодской области. Убрала письмо в свой планшет, ящик я у метро видела…

Нас позвали ужинать, за ужином Ираида Максимилиановна сказала, что ни Софья Феофановна, ни Александр Феофанович вырваться не могут. Оба сегодня отзвонились, расспрашивали, нам приветы и извинения. На фронте под Москвой тяжёлые бои, но немцев гонят. Из-за боёв много раненых и Соня из госпиталя отлучиться не может. А Сергея перевели долечиваться домой, но он числится на отделении пока. И ему дали капитана…

А рано с утра я поехала сдаваться на комиссию…

Глава 37 25 декабря. Госпиталь ВВС

С утра быстро написала печатными ровными буквами на первом конверте: "Москва. Кремль. Иванову И.В. (Лично в руки.) Посторонним не вскрывать." В части для обратного адреса: "Подольск. Васильев."

У метро быстро кинула письма в ящик и поехала сдаваться. В приёмном отделении, пока ждала своей очереди с удовольствием отметила, что я в своей хорошо сшитой чёрной шинели, утянутая в талии, в белом кашне, кубанке со звёздочкой и тремя нашивками главстаршины смотрюсь гораздо красивее, даже лётчиков в кожаных регланах с торчащими из под них синих галифе. Вообще, вы уж послушайте женщину, галифе категорически не терпят кривых и тонких ног, да и к сапогам требования предъявляют. Уж точно со сбитыми у многих понтовыми "гармошками" я бы очень многим ходить не советовала, и на их месте бы просто постеснялась с таким ужасом ниже пояса носить что-нибудь, кроме кавалерийской шинели до пола. Но мужчин мне не постигнуть и одно мелкое, с меня ростом, недоразумение со старлейскими кубарями и двумя изуродованными обезвоживанием корявыми ветвями пустынного саксаула вставленного в галифе и гармошки, вместо ног, даже попробовал заход в мою сторону сделать:

— Милое дитя, как вас можно называть?! — уж лучше бы не улыбался, без двух передних зубов и прокуренных до цвета какашек остальных. А уж про лютый чесночный дух не перебивающий перегара… Нас вообще лучше не называть и больше и не подходить никогда ближе километра! Но не скажешь ведь так…

— Главстаршина Луговых!

— Это значит флот?! — ну уж нет. На такие тупые вопросы не отвечаю. Стою молчу, этот гиббон пытается поближе передислоцироваться и даже типа грабки протянул, а вот теперь не молчать:

— Смирна-а-а! Два шага назад! И дышите в другую сторону, у меня закуски не хватит такое нюхать! — рефлексы великая вещь, ржёт в голове Сосед. Это он умудрился гаркнуть моим голосом, что живчик вытянулся и хоть не отошёл строевым, но в глазах всех наш поединок слил на корню и все присутствующие весело загоготали над стушевавшимся кривоногим Казановой. Но видать природный оптимизм победил, и он всё-таки чуть отодвинулся и ответил: