Карьера доктора Фануса

В полдень, часа два тому назад, я проходил мимо рабочих — они в это время обедают. Среди них был и Сейид. Знаешь, я подсел к нему и с удовольствием поел хлеба. Он совсем не такой, как в Каире. Немного сластит, будто с сахаром. Мы разговорились. И я с удивлением обнаружил, что понимаю здешний говор, правда, говорят быстро, но привыкнуть все же можно.

Я рассказал им о Каире, о великолепии его зданий, о столичных развлечениях. Все слушали, затаив дыхание. А потом, что я уж никак не ожидал, они поделились со мной своими мечтами, — и это тронуло меня до глубины души. Просто и непосредственно они говорили о самом сокровенном.

Сейид-Хеопс мечтает, например, о собственном доме, пусть самом маленьком, куда он смог бы привести свою жену. В деревне его ждет девушка. Это ради нее трудится он здесь, не жалея себя! Он говорил, мечтательно вглядываясь вдаль. Там — его любимая. Там — деревня, она стала для него его кыблой[24]. Сейид простыми, безыскусственными словами описал мне невесту: стройная, черноволосая, ямочки на щеках. А главное — она добра и бесконечно нежна! Посмотри в зеркало — и ты увидишь портрет этой девушки. Я так и сказал Сейиду: «Ты написал портрет моей невесты. Если бы я начал рассказывать о ней, то не нашел бы слов более прекрасных, чем твои».

Я не могу забыть его лица, как оно преобразилось, когда заговорил он о своей любимой. Изумительно, вдохновенно! А как трогательно было его волнение! Голос его дрожал! О дорогая, какое великое это чувство, называемое любовью!

P. S. Представь себе, ее зовут Сельма, а имя моей любимой — Самия. Оба начинаются на одну букву — «С» и, кроме того, есть еще общие буквы — «м» и «а».

…Ты права, назвав мое предыдущее письмо к тебе — письмом о Сейиде-Хеопсе. Действительно, он стал моим настоящим другом. Теперь я провожу все вечера вместе с ним и его товарищами. Они любят поговорить, помечтать о будущем. «Наш „малыш“ подрастает, — говорят они, — он крепнет, становится юношей, а это злит американцев…» Ты спросишь, кто этот «малыш». «Тот, кто одолел Великий Нил и изменил его русло!» — ответят они тебе. Наш «сын»… наше «детище»! — так любовно называют они высотную плотину. Да, это и есть их детище.

А иногда кто-нибудь из них начинает петь, просто так, для себя. И сразу все замолкают, лица их светлеют… Одни сидят, опершись подбородком о колени, другие мечтательно закрывают глаза, иные смотрят куда-то вдаль — каждый думает о чем-то своем… о жене, о любимой, о земле, о детской колыбели… А певец все поет — без всякого аккомпанемента, конечно, — и в его надтреснутом голосе почему-то слышится грусть. Как-то запел и Сейид. Это была песня о разлуке с любимой и о желанной встрече… Милая, ведь я тоже тоскую о встрече с тобой, вверяя свою печаль этим письмам, которые летят к тебе. Ах, если бы и я умел петь! Я бы пел для тебя!..

Я спросил Сейида: «Кто научил тебя этой песне?» Он, улыбаясь, ответил, что мелодия пришла сама, а слова родились «из сердца». Мне всегда делается грустно от их пения, а вибрирующие голоса певцов пронзают мое сердце. Я не могу теперь слушать песен, которые поют по радио, — они кажутся мне пошлыми и фальшивыми.

Вот и снова получилось письмо о Сейиде, правда, на этот раз и о его товарищах. Но, дорогая, как же иначе! Это удивительные люди, и я невольно преклоняюсь перед их благородством, их добротой и сердечностью. Меня они называют довольно странно: «Набиль-сопроводитель». Видимо, так у них принято. Помнишь, я писал тебе, что одну машину они прозвали «великаном»; это так привилось, что я даже забыл ее настоящее название, а советские специалисты официально признали это наименование.

Прежде, если иностранные туристы спрашивали меня о каком-нибудь механизме, заграничный ли он, я всегда отвечал «да». Но теперь мой ответ будет другим… Знаешь, здешние люди, преобразующие все вокруг, могут изменить даже течение Нила… Только одно остается неизменным — моя любовь к тебе. Она стала еще крепче и глубже…

Сейид передает тебе привет. Ему очень понравилась твоя фотография, он увидел ее, когда был у меня в гостях… Кончаю письмо и хочу поделиться с тобой своей сокровенной мечтой… Вчера я думал о тебе, о нас, о нашем сыне… У нас обязательно будет сын! Чудесный, милый малыш… Давай назовем его Сейидом…

Мухаммед Исмат

Последняя капля

Перевод Л. Петровой

Старые стенные часы гулко пробили семь. Звук их напоминал звон церковного колокола. Беременная женщина проснулась и принялась будить мужа, который храпел рядом, как в предсмертной агонии. Сейид Амин Уфаша поднялся с головной болью. Он провел бессонную ночь. А все из-за письма, которое он получил вчера от «искреннего доброжелателя». Мол, присмотрите за своей дочерью Несмой Лутфи и запретите ей встречаться с неким Шемс-ад-Дином. «Джеймс Дин» — так прозвали его студенты — обычно преследовал девушек на своей машине, предлагая подвезти в часы «пик», когда весь транспорт переполнен.

Сейид Амин поспешно оделся. От завтрака он отказался.