Карьера Никодима Дызмы

Дальнейшие слова заглушил гудок проезжающего такси. Манька увидела, что он взял даму под руку.

— Вот как!.. — сказала Манька и задумалась. Потом пошла следом.

Ее не удивило, что у нее есть соперница. Разумеется, он не живет без женщины. Испугала, однако, красота этой дамы.

«Он любит ее… Наверняка любит… Но почему, — затеплился у нее огонек надежды, — почему вчера ночью он был в гостинице с другой?..»

Здесь крылась какая-то тайна. Не будь этого, Манька догнала бы их сейчас и крикнула этой женщине прямо в лицо, что у нее давнее право на Никодима, что она любит его.

«Он вернется ко мне, вернется. Скажу ему, что глаза выплакала, что у каждой из нас есть свой дружок, а у меня нет, хоть и лучшие парни набивались… Должен вернуться».

Никодим проводил Нину до дому и повернул обратно. По дороге он все думал о том, что Юрчак, известный в Лыскове знаток по женской части, совсем напрасно утверждал будто только брюнетки страстны. Вдруг его кто-то окликнул.

Никодим обернулся. Перед ним стояла Манька.

— Никодим, — тихо шепнула она.

— Ах, это ты? — буркнул Дызма, не скрывая неудовольствия.

— Ты не забыл меня?

— Чего тебе надо?

Манька смотрела на него широко раскрытыми глазами. Не знала, что и сказать.

— Ну? Чего надо? — спросил Дызма уже с нотой раздражеиия в голосе.

— Вот как ты меня встречаешь! Чего я тебе сделала плохого, Никодим?

— Ни плохого, ни хорошего! Не морочь мне голову. Чего тебе надо?

Манька молчала.

— Говори, черт возьми! Манька продолжала молчать.

Дызма выругался и хотел было уйти, но она схватила его за рукав.

— Пусти!

— Не пущу. Ты должен выслушать меня.

— Ну так говори, черт побери, в чем дело?

— Видишь, Никодим, ты, наверно, не знаешь, как я тосковала по тебе, у меня нет даже любовника. Я все жду тебя… Я искала тебя, все думала — вернешься, думала — не забыл меня…

Никодим пожал плечами.

— Чего мне было помнить, забывать?

— Ты говорил — вернешься.

— Не венчался я с тобой. Мало ли что говорил.

— Знаешь… я тебя люблю.

Дызма расхохотался.

— Велика честь! Ты каждую ночь кого-нибудь любишь.

— Ты меня этим не попрекай! Разве я ради удовольствия такой стала? Голод принудил. Думаешь, не противно?

— Ладно, ладно, только не ври.

— Правду говорю. Никто мне не позавидует. Собачья жизнь!

— Ну, а мне-то какое дело?

— Вернись ко мне!

— Незачем.

— Будешь жить у нас даром. Заплачу за тебя, Дызма прыснул со смеху.

Манька поглядела на него с беспокойством.

— Чего смеешься?

— Смеюсь, потому что ты дура. Выкинь эту блажь из головы.

— Почему ты так говоришь? Разве я тебе больше не нравлюсь?

— Отвяжись ты, Манька, подобру-поздорову.

— Тогда говорил, что вернешься.

— Плевать мне на то, что говорил! Понимаешь? Теперь я женюсь, и всякой шлюхе не позволю себе голову морочить. Не такие у меня теперь женщины.

— Хочешь жениться на той, с которой я тебя только что видела?

— На той или не на той — не суй нос не в свое дело.

— Знаю, что на той. — В Манькином голосе зазвучала ненависть.

— Тебе-то что до этого?

— То, что я тебя люблю! — крикнула вне себя Манька.

— Тихо, чего орешь! Любишь — ну и люби себе на здоровье; чихать мне на это! Отвяжись, мне некогда.

Она снова схватила его за рукав.

— Подожди еще минуту.

— Ну?

— Пойдем со мной в гостиницу…

Она все надеялась, что ей еще удастся уговорить его, отвлечь от соперницы. Дызма оттолкнул ее.

— Уйди!

— Никодим!..

На глазах у Маньки выступили слезы.

— Будет она еще тут реветь! Говорю тебе — не могу. Сегодня не могу. Даже если б хотел.

— Почему?

— Работа у меня.

— Ага! — Манька кивнула головой, и вид у нее стал серьезный. Ну конечно, она признает: обчистить банк — дело не шуточное. Она, Манька, по сравнению с таким предприятием — ничто.

— Тогда в другой раз, — согласилась Манька, — в другой раз…

— Может, в другой раз. До свидания.

Дызма хотел уйти, но Манька вцепилась в него.

— Никодим, ты так и не поцелуешь меня?

— У, черт! Надоела!

Он наклонился к ней и чмокнул в щеку. Манька, однако, не удовлетворилась этим и, обняв Дызму за шею, прильнула к его губам.

Губы у нее были сочные, упругие, холодные от мороза.

— Ну, будет, — отстранил он ее от себя.

— Вернись! Вернись ко мне! — зашептала Манька.

— Вот привязалась! Потом, может, вернусь. До свидания.

Манька молча кивнула.

Долго еще стояла она, провожая его глазами. Когда Никодим исчез за углом, Манька утерла платком слезы и побрела в другую сторону.

Никодим был взбешен. Эта Манька, откуда она ни с того ни с сего явилась… Он давно забыл о ней… И вообще, какое она имеет право приставать к нему?! Ну, понятно — любит… И, в сущности, хорошая девчонка… Но это еще не повод, чтобы бегать за ним по пятам…

«Еще как-нибудь подведет меня! Или Нине наболтает чего? У, черт!»

Никодим решил, что, если она еще раз пристанет к нему, он так ее отчихвостит, что навсегда пропадет охота.

В квартире пахло Ниниными духами. Никодим разделся, собрался уже повалиться в постель, да вдруг вспомнил, что завтра утром Кшепицкий отправляется в Коборово и он к его отъезду должен приготовить кое-какие бумаги. Никодим возился добрых полчаса; едва кончил — зазвонил телефон.

Это был Вареда. Они сидят компанией в баре, и все вместе решили вызвать Никодима.