Карьера Никодима Дызмы

В гостиной гремел рояль. В соседней комнате был в разгаре бридж, оттуда долетали временами голоса играющих. У Терковского был глухой, тягучий голосок, который, казалось, исходил из-под его белой манишки. Маленькие рыбьи глазки плавали в глубине жирных век, толстые короткие пальцы ласково поглаживали янтарь мундштука.

«Чего этому дьяволу от меня нужно?» — ломал голову Дызма.

— Знаете, пан председатель, — тем же тоном продолжал Терковский, — я имел удовольствие познакомиться с вашим старым знакомым — с нотариусом Виндером. Очень милый человек!

Терковский умолк, испытующим взглядом впился в лицо Дызмы.

Никодим переспросил, не расслышав:

— Что вы сказали?

— Встретил вашего старого знакомого.

Никодим стиснул челюсти.

— Кого же?

— Пана Виндера. Очень милый человек!

— Кого? Виндера?.. Не помню. — Всю силу воли собрал Никодим, чтобы посмотреть Терковскому в глаза.

— Как?! Не помните нотариуса Виндера?!

— Нотариуса?.. Нет. Не помню.

Ответом ему, был ехидный смех Терковского.

— А он вас отлично помнит. Мы ехали с ним в одном купе; этот милый старичок много рассказывал мне о вас, о Лыскове…

У Дызмы помутилось в голове. Значит, конец? Катастрофа? Его разоблачили. Он до боли сжал кулаки в карманах. Мелькнула мысль броситься на Терковского, схватить его за эту жирную шею, складками свисающую на воротник, и душить, душить, пока эта улыбчатая рожа не посинеет. Внутренне он весь подобрался. Мускулы напряглись.

— Простите, пожалуйста, — раздался вдруг совсем рядом голос незнакомой дамы, которая мимоходом случайно его задела.

Это отрезвило Никодима.

— Какой Лысков? Что вы мне говорите?

Терковский пожал плечами.

— Чушь! Никакого Виндера я не знаю! Терковский поднял брови, флегматично стряхнул пепел.

— Разумеется, может быть, это недоразумение.

— Недоразумение… — отозвался Дызма.

— Впрочем, мы скоро все выясним. Нотариус Виндер на следующей неделе приезжает в Варшаву. Я пригласил его к себе, это очень, очень милый человек. Вероятно, он говорил о ком-нибудь, кто имеет честь быть вашим однофамильцем, может быть о вашем родственнике… Хе-хе-хе…

Ответить Дызма не успел. Концерт в гостиной закончился, и под оглушительные аплодисменты в кабинет ринулись гости и обступили собеседников.

Весь вечер Никодим сидел как на иголках. Наконец около двенадцати незаметно скрылся.

Сек мелкий дождь. Не застегивая пальто, Дызма брел домой. Придя к себе, не раздеваясь, повалился на диван.

Все было ясно.

Теперь он в руках у Терковского. Терковский не простит. Мстительный, мерзавец! С ним иметь дело — не с Бочеком!

Никодим содрогнулся.

Встал, зажег в комнатах свет, снял пальто, шляпу, фрак, принялся взад и вперед шагать по спальне. Мысли одна другой ужасней лезли в голову, на лбу выступил пот.

«Что, если убрать Виндера… Может, удастся… Ну и что дальше?..»

Раз Терковский узнал про Лысков, со следа его не сбить. Если Виндер исчезнет — Терковский сразу поймет, чьих рук это дело… Мало — выгонят, в тюрьму засадят…

«Просить об одолжении?… Тоже ни к чему не приведет».

Слишком хорошо знал Никодим, кто такой Терковский.

В голове гудело. Всю ночь он не сомкнул глаз. Мучило одиночество, бессилие. Даже Кшепицкому не расскажешь… Что делать?.. Что делать?..

К завтраку он не притронулся, велел Игнатию позвонить в банк, сказать, что сегодня нездоров и не придет. Однако не прошло и получаса, как Никодим спохватился: слух о его отсутствии может дойти до Терковского. Дызмой овладела злоба, ни за что ни про что он выругал Игнатия и пошел в банк. Там нарочно прошелся по всем отделам, заглянул к Вандрышевскому, учинил ему скандал за то, что тот опоздал с балансом, хотя накануне сам дал три дня отсрочки. Буркнул Кшепицкому «здравствуйте» и заперся в кабинете.

Дызму мучила неотвязно одна и та же мысль: поделился ли с кем-нибудь Терковский своими подозрениями. Наконец пришел к убеждению, что этот хитрец не, станет кому попало открывать свои козыри. Что он намерен предпринять? Он наверняка постарается со скандалом прогнать и его, и Яшунского, и Пильхена…

Оставался один выход: подать немедленно в отставку, не забыв о коборовском сейфе, собрать сколько удастся деньжат, взять заграничный паспорт и удрать еще до приезда Виндера в Варшаву. О браке с Ниной, конечно, не может быть и речи. Куницкого придется выпустить и как-то с ним договориться. Чтоб не жаловался.

— У, черт!

Зазвонил телефон. Кшепицкий сообщил, что приехала графиня Конецпольская и с ней еще какая-то дама. Хотят непременно его видеть.

— Скажите, что болен.

— Сказал, — ответил Кшепицкий, — настаивают, чтоб я доложил, говорят, вы их примете.

Мрачней тучи отворил Никодим двери.

— Прошу, — сухо пригласил он дам.

Вместе с Конецпольской была и демоническая Стелла.

Это только увеличило злость Дызмы.

Обе стали озабоченно расспрашивать о здоровье, советовать докторов. Наконец заявили, что недомогание, надо полагать, не помешает учителю совершить в положенный день обряд ложи. Завтра — срок. Муж Конецпольской, к сожалению, находится в имении, и единственное место для мистерии — квартира Великого Тринадцатого.

Это окончательно вывело Дызму из себя.