Карьера одного борца

Алиса уже пообедала в два, но не решилась почему-то признаться в этом.

— Хотите, я покажу вам вашу комнату? — не унималась Лидия. — А как вы находите эту гостиную? Она немного смешна, неправда ли? Я редко бываю в ней.

Она оглянулась вокруг себя так, как будто комната принадлежала не ей, а кому-то чужому. Затем она встала и повела Алису в комнату верхнего этажа, предназначенную ею для Алисы и обставленную очень комфортабельно и уютно.

— Если эта комната вам не нравится или если вы не можете устроиться в ней по своему вкусу, мы найдем для вас другую, более подходящую. Теперь я вас оставлю здесь. Придите в мой будуар, когда будете готовы.

— А где он? — с тоской спросила Алиса.

— Позвоните лучше всего, когда захотите прийти. Я пошлю к вам горничную.

Алиса, испугавшаяся горничной еще больше, чем госпожи, поспешила отказаться.

— Я привыкла сама себе услуживать, мисс Кэру, — пояснила она.

— Называйте меня, пожалуйста, Лидией, это проще, — сказала та. — Иначе мне и всем здесь будет казаться, будто вы обращаетесь к покойной владелице этого замка, моей старой тетке.

С этими словами она вышла из комнаты.

Алиса считала, что у нее есть женское чутье и умение придавать комнате уютный, жилой и приятный вид. Она любила время от времени переставлять мебель в гостиной их дома и то и дело украшала ее дешевыми кретоновыми занавесками[4], японскими бумажными веерами и сделанными под фарфор глиняными безделушками. Здесь она почувствовала, что после того, как она проведет ночь в роскошной комнате, в которую привела ее Лидия, ей уже никогда не будет хорошо в родном доме.

Все, что она до сих пор читала и думала о преимуществах скромной простоты перед роскошью, напомнило ей басню о Лисе и Винограде[5]. Она с отвращением представила себе шестипенсовый китайский зонт над камином, кретоновые занавески над кроватью, дешевые тюлевые портьеры на окне вместо дорогих материй и ценных безделушек, украшавших ее новую спальню. Уже без радости смотрела она на большое трехстворчатое зеркало, в котором она могла видеть себя во весь свой рост и со всех сторон, на туалетный столик со всеми нужными и ненужными изящными мелочами, на котором стояло другое, тоже большое, овальной формы зеркало. Зеркала навели жуть на Алису. При виде своего отражения глядящего на нее со всех сторон, ей стало казаться, будто и сзади у нее появились глаза. Она еще никогда не созерцала такого полного и всестороннего отражения своей фигурки. И вся ее фигура, которая раньше казалась ей такой привлекательной, представилась грубой и плебейской в этих зеркалах.

«Все же, — подумала она, усаживаясь в удобное кресло, — если не считать кружев, весь ее костюм немногим дороже моего. Даже, если она и заплатила больше, он не стоит своей цены. А мои старые кружева, которые носила мама еще в молодости, не хуже ее кружев».

Алиса была достаточно умна, чтобы не завидовать аристократическим манерам мисс Кэру больше, чем ее платью. Она ни за что не согласилась бы признать, что по своему воспитанию она не принадлежит к лучшему кругу; но она не могла не сознавать, что Лидия больше ее удовлетворяла требованиям хорошего тона. Мисс Кэру, она это прекрасно заметила, была чрезвычайно сдержанная в своем обращении, и, тем не менее, ей не стоило никакого труда обворожить своего собеседника. Алиса нередко завязывала дружбу со своими сверстницами, и они называли друг друга по именам; но они всегда прибавляли тогда к имени друг друга ласкательное «дорогая» или «милая» и при расставании всегда обменивались сердечным поцелуем.

Вспомнив об этом, Алиса в возбуждении приподнялась со своего кресла и почти вслух воскликнула:

— Ничто не убедит меня, будто такая искренняя нежность вульгарна. Надо быть настороже с этой чопорной аристократкой.