Карьера одного борца

Затем она получила несколько приглашений из Южного Кенсингтона и Бейсуотера. Там она увидела общество крупных коммерсантов, докторов, адвокатов и духовенства. Все увиденное там поразило ее как яркая карикатура на то, чем была она сама все это время. Это было общество людей, больше всего стыдящихся и боящихся быть самими собою, презирающих других при малейшем подозрении, что те являются такими, каковы они и есть на самом деле. Общество до такой степени застывшее и закоченевшее в одних и тех же формах, что отдельные точности, обладавшие достаточным мужеством, чтобы играть на фортепьяно по воскресеньям, автоматически вытеснялись из его среды, выбрасывались в ряды богемы, где они уже беспрепятственно забавлялись изящными искусствами. Алиса увидела в этом обществе знакомые черты того класса, к которому она сама принадлежала, но это не помешало ей отметить его смешные стороны, которые заключались в безвкусной манере танцевать, в явно заученных манерах, в тщеславии, в голосе и акценте, искаженных беспрестанным старанием изобразить что-то утонченное, в обычном грубом обращении с прислугою, в идолопоклонстве перед знатью, в узком сектантстве и в десятке других проявлений, которые Алиса, не чувствовавшая никакого желания проникать в корень вещей, относила целиком к врожденной вульгарности.

Вскоре после этого дня размышлений она встретила Люциана во время танцев. Он пришел на вечер по обыкновению поздно и с достоинством спросил ее, может ли он иметь удовольствие танцевать с ней сегодня. Этой формы обращения он никогда не менял. К его удивлению, она предложила ему «второй добавочный танец». Он поклонился. Сейчас же к Алисе подошел молодой человек и, заявив, что теперь, кажется, его очередь, увел ее с собой. Люциан снисходительно улыбнулся, подумав, что хотя манеры Алисы были удивительно хороши, принимая во внимание ее прежнюю жизнь, однако иногда в них проскальзывает более низкий тон, чем тот, который, по его мнению, ему удавалось сохранить в своем собственном поведении.

Когда наступила его очередь, они сделали два тура по комнате под звуки вальса, разыгрываемого тапером, и затем остановились. Алиса предпочитала ограничиваться этими двумя турами, когда вальсировала с Люцианом. Он спросил ее, слышала ли она что-нибудь о Лидии.

— Вы всегда задаете мне этот вопрос, — возразила Алиса. — Лидия пишет только тогда, когда ей необходимо сообщить что-нибудь деловое; да и то она присылает лишь несколько строк.

— Вы правы. Но с тех пор, как мы с ней расстались, у нее могло найтись что-нибудь деловое.

— У нее не нашлось ничего делового, — ответила Алиса, раздраженная его лукавой усмешкой.

— Ей было бы приятно услышать, что мне удалось наконец освободить виллу на вязовой аллее от арендаторов.

— Я думала, что они давно уже уехали, — равнодушно произнесла Алиса.

— Прошел месяц с лишним, как их уже нет там. Вся трудность заключалась в том, чтобы заставить их забрать свое имущество. Как бы то ни было, мы теперь освободились. Единственной вещью, напоминающей об их пребывании, является Библия, половина листов которой вырваны, а остальные исчерчены условиями различных пари, рецептами потогонных средств и других медикаментов, а также целой массой непонятных заметок. Одна из находящихся в книге надписей, выцветшая от времени, гласит: «Роберту Меллишу от его любящей матери, с глубокой надеждой, что он пойдет по путям, указанным в этой Книге». Я боюсь, что надежда не вполне оправдалась.

— Как гадко было с его стороны разорвать Библию, — торжественно произнесла Алиса. Но сейчас же, вслед за этим, рассмеялась и сказала: — Я знаю, мне не следовало бы смеяться, но я ничего не могу поделать с собой.

— Этот случай производит на меня скорее трогательное впечатление, — произнес Люциан, который любил показать, что он не лишен чувствительности. — Можно живо вообразить себе веру этой бедной женщины в будущее своего сына. Если бы только она смогла предвидеть, как мало оправдываются ее надежды!

— Надписи на книгах подобны надписям надгробных памятников, — презрительно заметила Алиса. — В сущности они не имеют никакого значения.

— Я очень рад, что у этих людей нет больше предлога ходить в Уилстокен. Большим несчастьем было, что Лидия познакомилась с одним из них.

— Вы уже говорили об этом много раз, — вызывающе произнесла Алиса. — Можно подумать, что вы завидуете бедному боксеру.

Люциан покраснел до корней волос. Алиса затрепетала от своей смелости, но не опустила глаз.

— Поистине, это слишком нелепое предположение, — сказал он, скрывая смущение под беззаботным видом, совершенно чуждым его обычным манерам. — В чем я могу завидовать ему, мисс Гофф?

— Это лучше всего известно вам самим.