«Карьера» Русанова. Суть дела

На трассу Геннадий выехал к полуночи, хотел было проскочить дальше, но диспетчерша сказала:

— И не думай! Ни-ни. Третьего дня один тут навернулся, теперь костей не сыщут… Поспи давай. Поспи.

— Спешу я, — сказал Геннадий.

— Чего спешишь? Ничего хорошего в спешке нет… — Она вздохнула, посмотрела в окно, где прямо возле диспетчерской начинался бездонный обрыв. — Тоже молодой был… Чаю напился, ехал всю ночь и заснул. А глубина-то небось километр… И не проси. Сказала — точка.

«И то верно, — подумал Геннадий. — Чего торопиться? Отдохну. Кровати у них мягкие, тишина, покой. Почитаю чего-нибудь».

Он вернулся к машине, достал из-под сиденья пижаму и термос. Ездил он с комфортом, и теперь с его легкой руки многие шоферы базы брали в дальние рейсы пижаму, бритву и термос.

Гостиница была маленькая, чистая и почти совсем пустая, только в комнате, куда Геннадия привела диспетчерша, сидел прямой, сухощавый старик в пенсне и читал газеты. «Какие красивые руки, — заметил Геннадий. — Пальцы прямо как у Паганини. Артист, наверное. На Чехова похож… А портфелище у него! Ну и портфель… Ясное дело — бухгалтер, зарплату на прииск везет. Интересно, где у него револьвер?..»

— Чайку со мной не выпьете? — вежливо предложил Геннадий.

— С удовольствием. Вода у вас своя? Я имею в виду — не из здешних источников? Это хорошо. Вода здесь отвратительная… Вы, случайно, не с верховья?

— Оттуда.

— Дожди там не идут?

— Пока нет.

— Слава богу… А то ведь если хлынет, могут закрыть проезд. Теперь тут строго, особенно после того случая. Приходится ждать до утра, пока машины пойдут. Очень скверная дорога. Очень…

«Он, пожалуй, все-таки не бухгалтер, — подумал Геннадий. — Вид у него слишком интеллигентный. Учитель, должно быть».

— Самая дорога для приключений, — согласился Геннадий. — В прошлом году, говорят, здесь машину с деньгами ограбить пытались. На перевале, кажется.

— Ниже перевала. Я хорошо помню этот случай. Инкассатора убили сразу, шофер остался один, а их трое… Как оно там было, не знаю, только пригнал он машину в поселок и вывалился из кабины. Деньги целы. Восемь ножевых ран… И четверых детей оставил.

— Бандитов поймали?

— Поймали. Он же их и поймал, можно сказать. Двоих рукояткой так отделал, что далеко не ушли. Геройски дрался парень. Наградили его посмертно.

— Посмертно — что? Посмертно только родственники пьют на поминках.

— Ну, это как посмотреть.

— Постойте… Я об этом, кажется, читал. Потом его друзья взяли детей на воспитание или что-то в этом роде. Да? Благородный такой поступок. Читал, как же.

— А вы, простите, что же — считаете, что об этом писать не следует?

— Нет, почему же. Но газета сообщает факты, забывая иногда, что за этими фактами кроется.

— Любопытно!

— Нет, в самом деле. Вам не кажется, например, что в основе подвига лежит спекулятивное начало? Какое-то рациональное зерно, иначе говоря… Вы не пытались анализировать природу подвига? Его первопричину?

«Это тебе, старый хрыч, для тренировки мозговых извилин, — подумал Геннадий с внезапным раздражением. — Сколько охотников развелось о героизме поговорить — отбою нет!»

— Как вы сказали? Природа подвига? — Он посмотрел на Геннадия не то насмешливо, не то строго — за стеклами не разберешь. — Ну что ж, она бывает иногда сложной, бывает всякой… Но меня больше волнует сам факт. Никто не узнает, что думал Матросов, бросившись на пулемет, да и думал ли он что-нибудь в эти секунды, но подвиг состоялся. Понимаете? Свершился высочайший акт человеческого самосознания!

«Ого! Да ты, батенька, философ. Это хорошо. Поговорим. Давненько я не разговаривал таким вот образом».

— Мне очень приятно, — сказал Геннадий, — что вы разделяете мою точку зрения.

— То есть? — собеседник снова посмотрел на него из-под пенсне.

— Не важны мотивы, важен факт… Так, примерно?

— Если примерно, то так.

— Я имею в виду не подвиг, гораздо меньшее… Я говорю о мотивах, по которым человек совершает так называемые хорошие поступки. Они необыкновенно просты, вы не находите?

— Они заложены в природе человека.

— Ой ли? Прямо так — в природе?

— И, кроме того, они формируются в процессе общежития.

— Это уже ближе к истине. Но — как формируются? Зачем человеку совершать добро, если ему во много раз легче совершать зло? Да потому лишь, что это ему сейчас выгодней… Хотите, я приведу вам пример особого рода? Расскажу о себе?

Сосед снял пенсне и окончательно отложил в сторону газету.

— Хм… Это интересно. Расскажите.

Странное чувство охватило Геннадия… Он ни разу не обнажался вот так откровенно и до конца даже перед самим собой, а сейчас собирался сделать это… Зачем? Сбросить пар? Пощекотать нервы? Или выслушать себя со стороны? Ай, да черт с ним, неважно… И убери из глаз эмоции, этот философ на тебя смотрит.

— Да, интересно, — повторил Геннадий. — Тем более, это, кажется, первый случай, когда я решил сам говорить о себе. Обычно меня спрашивают. Так и эдак. Кто ты? Что ты? Зачем… И я говорю то, что надо говорить, потому что я живу с этими людьми, а с вами, дай бог, никогда не встречусь…