Геннадий вышел на улицу и возле столовой еще издали увидел Шлендера. Встречаться с ним сейчас не стоит. Хватит старику со мной нянчиться… Перед Машей — ладно, но перед ним я больше не хочу стоять раздавленный.
Свернуть, однако, не успел. Ладно, будем помалкивать.
— Ты что тут бродишь? — спросил доктор.
— Отгул у меня, — соврал Геннадий.
— Отгул? Это хорошо! Ты обедал? Идем, щец похлебаем. Дело есть.
«До чего же он бывает разным, — подумал Геннадий, когда они сели за стол. — То балагур, анекдотчик, то академик — ни больше, ни меньше, то вдруг как гимназист примется рассуждать о смысле жизни, о любви, ударится в сантименты, то, как сейчас, — хорошо поработавший грузчик, дорвавшийся наконец до еды и пива».
— Значит, так, — сказал Шлендер, отодвигая тарелку. — Начнем сначала. Вездеход ты водить умеешь?
— А что?
— Интересуюсь.
— Умею. Я на нем полгода работал.
— Талантливый ты человек.
— Талантливый, — кивнул Геннадий. — Очень я талантливый человек, Аркадий Семенович. На гитаре играю. Романсы пою. Даже старинные. Боксер я знаете какой?
— Знаю, — сказал Шлендер.
— То-то. И еще вы знаете, какой я скромник.
— Нет, — серьезно сказал доктор. — Этого не знаю. Я скромных не люблю. Они просто холодные и нелюбопытные люди… Отгул у тебя, говоришь, на сколько? На день, на два?
— На неделю.
— Ух ты! Значит, так: в тундру со мной хочешь?
— Понятно. У вас нет шофера.
— У меня есть шофер, только у него жена с девочкой в Магадане в больнице лежат. Просится их навестить.
Поеду, решил Геннадий, хоть на несколько дней удеру отсюда, пусть она вертится без меня, вся эта свистопляска. Вернусь на готовое. Суд так суд, только бы скорей. Ты волшебник, доктор, ты как будто знал, что мне нужно. А мне нужно уехать от людей, от разговоров, от Геннадия Русанова.
Вслух, однако, он решил поторговаться.
— А зачем мы туда едем?
— Клизмы ставить, — рассмеялся доктор. — Ну зачем врач едет в тундру? Профилактика, осмотр. Мало ли что…
— Понятно. Кроме харчей и суточных, что я буду за это иметь?
— Мою личную благодарность.
— Сгодится.
— Кроме того, ты будешь иметь чертовски интересную жизнь, по крайней мере на эти несколько суток. Обещаю. Тундра — раз? Понимаешь? Олени, настоящие, живые, с рогами, — ты их видел когда-нибудь? Оленина, настоящая, с луком, — ее ел? То-то! А куропаток ты стрелял? Словом, ты едешь со Шлендером, а со мной скучно не будет. Это я тебе обещаю!
— Сгодится. А когда ехать?
— Прямо сейчас… Домой тебе забежать не надо?
— Все на мне, — сказал Геннадий. — Поехали. Только в тундре меня еще не видели, архаровца… Полчасика для устройства личных дел дадите?
— Жду тебя у больницы, — сказал Шлендер.
Геннадий заспешил в редакцию. Маша встретила его с подшивкой газет в руках.
— Что-нибудь случилось? — спросила она. — Я же сказала: сиди, носа не высовывай.
— Напугал я тебя, однако, — рассмеялся Геннадий. — Теперь каждый раз при виде меня ты будешь вздрагивать… Ничего не случилось.
— Сейчас ты на человека похож. А вчера я и вправду перепугалась. Такой ты весь был… Не знакомый… Уснул, как щенок. Мне даже будить тебя было жалко. Я хотела…
— Маша, — перебил ее Геннадий. — Я сейчас уезжаю в тундру. Со Шлендером. Дня на четыре.
— Поезжай, — не сразу ответила Маша.
— Мне это нужно, понимаешь? Я не могу… Пусть она вертится без меня, эта свистопляска!
В кабинет вошел Карев.
— Мария Ильинична, вы обещали… — Он осекся, посмотрел на Геннадия. — Здравствуйте, молодой человек.
— Антон Сергеевич, — сказала Маша, — это Геннадий Русанов. Познакомьтесь.
— Мы знакомы, — сухо кивнул Карев.
«Вот и все, — подумал Геннадий. — Великолепный финал. Глупее не придумаешь. Черт меня дернул тогда за язык… Теперь я стою перед ним голенький».
— Мы знакомы, — повторил Карев. — Вы уже поговорили? В таком случае, Геннадий Васильевич, прошу вас на минуту ко мне. Я вас не задержу…
Они сидели напротив друг друга. Карев, подперев голову рукой, внимательно смотрел на Геннадия. Геннадий, неудобно примостившись на краешке стула, отводил глаза.
— Ловко получилось, — наконец сказал он. — Ну что ж, можете меня разоблачать.
— А собственно, в чем? Я как-то не улавливаю…
— Прекрасно вы все улавливаете! И все хорошо помните.
— Помню. Чаек у вас был отменный. И термос удивительный. Я только однажды видел похожий, его сделал монтажник Семен Николаевич Бурганов. Не слышали о таком?
— Это его термос и есть. Как видите, дорожки сходятся.
— Вот оно что…
— Товарищ редактор, — вызывающе сказал Геннадий. — Вы ведь меня не затем пригласили, чтобы о чаях разговаривать.
— Да-да… Я понимаю, вас расстроила встреча со мной, со свидетелем вашей сомнительной бравады. А ведь вы, помните, собирались… Хм… Стучать золотыми подковами по черепам дураков, как говорил Алексей Толстой… Эх вы, сильная личность! Сразу и скисли.
Но Геннадий уже пришел в себя. И успел разозлиться.
— Проигрывать надо красиво! — сказал он. — Хотите, я помогу вам написать опровержение на все, что вы печатали в своей газете о передовом шофере Русанове? Безвозмездно помогу.
— Опоздали, Геннадий Васильевич. — Карев вытащил из стола картонную папку и положил перед Геннадием. — Полюбуйтесь!