Едва я сел за тихий столик в углу и заказал мартини для аперитива, как зазвонил телефон.
— Это я, — голос Лиззи еле пробивается сквозь шум на линии.
— Идешь? — взгляд на часы подсказал: жена опаздывает.
— Я еще на встрече в «Рояльтоне».
— С кем?
— С потенциальным клиентом. «Миллер, Бидл и Смарт». Брокерская контора средней руки с Уоллстрит, хотят пробиться в крутые.
— Звучит заманчиво.
— Только если тебе нравится вести дела со взрослеющей золотой молодежью.
— Если хочешь, могу встретить тебя у выхода. Всего то каких-то… хм, десять кварталов.
— Спасибо, я закончу примерно через полчаса. А потом…
— Да?
— В общем, есть важные новости, — произнесла она притворно-трагическим тоном.
— Насколько важные? — подыграл я.
— Космической важности. Мировая сенсация.
— Умираю от нетерпения.
— Я заказала для нас столик в «Пейтруне».
— Кажется, что-то вроде притона-забегаловки? Где подают огромные чизбургеры?
— Если верить всему, что пишут, там теперь — новый водопой для влиятельнейших манхэттенских брокеров.
— Никогда не верил ни слову из напечатанного в «Нью-Йорке». А Джина — верит. Это она предложила?
— Пятерка за сообразительность.
Конечно, по словам Джины, Айану тоже не терпелось отужинать в «Пейтруне». Джина работает вместе с Лиззи в «Мосмане и Китинге», пиаровской фирме средней руки. Ее муж, Айан, ведет в «Дейли Ньюз» рубрику «Экскурсия по городу». Кроме того, и муж, и жена пишут для нью-йоркской новостной «бегущей строки» и, к нашему немалому и обоюдному удовольствию, не упускают удобного случая похвастаться своими мерцающими творениями.
— Они встретят нас в «Пейтруне» — после того, как заглянут в галерею Сохо на открытие потрясающего шоу потрясающего художника-индейца, рисующего пальцем…
— Готов поспорить, в галерее будет полно потрясающих людей. Придет сам Лу Рид, верно?
— Точно. А вместе с ним — Тим Роббинс и Сьюзен Сейрадон. Гор Видаль тоже обещал заглянуть.
— Не говоря о Джоне Эф. Кеннеди-младшем…
— …Шерон Стоун…
— И завсегдатае, потрясающем далай-ламе. Мы засмеялись.
— В общем. Джина — в полном восторге. Дело в том, что «Пайтрун» непреклонно стоял на том, что очередь на столики у них расписана на пять недель вперед… но мне удалось миновать очередь. Полчаса назад.
— Смею ли я спросить, каким образом?
— Просто я — умнейшая женщина Нью-Йорка.
— Трудно поспорить.
— Слушай, мне нужно пулей лететь обратно на переговоры. Приходи в «Пейтрон» — Восточная Сорок Шестая авеню, дом сто шестьдесят. Столик заказан на девять пятнадцать. Пока.
И Лиззи отсоединилась.
Да, никто лучше Лиззи не сможет раздобыть места за столиком в популярнейшем в городе ресторане. К тому же стоит Лиззи чего-нибудь захотеть, и она обязательно добивается результатов. Потому что для жены, как и для меня, результат — главное.
Она тоже, как говорится, «от сохи да дохи». Слышали о поселке Утика в штате Нью-Йорк? В самом центре снегового пояса. Место, где полгода буквально белым-бело, а самая популярная достопримечательность — уходящая из города дорога. Тесть служил сержантом в местном полицейском управлении и имел склонность к депрессии, переходившей в мировую скорбь, которую старательно топил в дешевом пиве «Утика Клаб». Теща была эдакой домашней труженицей, золушкой с вечной улыбкой на лице, постоянно пребывавшей в тысячах хлопот по дому, но вечно запивавшей валиум виски, «Айриш Кримом» от Бейли.
«Нашу семью едва ли можно было назвать очень счастливой, — как-то вскоре после знакомства призналась мне любимая. — С тех пор, как мне исполнилось семнадцать, я только и думала, как бы вырваться оттуда при первом же удобном случае».
Полностью понятные мне чувства, ведь я и сам не возвращался домой с тех самых пор, как осенью восемьдесят седьмого покинул Брансвик. Да и дома, в который можно вернуться, уже не осталось. Отец давно умер, мать успела вновь выйти замуж: за профессионального игрока в гольф и переехать в Аризону, а старший брат Роб во время службы на военно-морской базе Сьюбик-Бей отдал руку и сердце барменше-филиппинке по имени Мейми.
Отец всю жизнь посвятил военному делу: для родившегося в Индианаполисе парня флот представлялся единственным способом выбраться со Среднего Запада, со всех сторон окруженного сушей. Он ушел в моряки в восемнадцать, и до самой смерти, настигшей отца двадцать девять лет спустя, флот останется для него Великим Белым Папой, командующим и решающим все проблемы.
Малость облажавшись на университетском поприще (как любил выражаться сам отец), он научился «дисциплине», «целеустремленности» и «достоинству» на флоте. Вскоре отец дослужился до младшего офицера, а затем два года проходил подготовку на инженера-механика. Проучившись два года в штате Сан-Хосе на деньги Дяди Сэма, повстречал мою мать (изучавшую английский), так что, как он сам не раз любил повторять, флот дал ему еще и жену.