Карьерист

– Взрыв!.. Страшный взрыв…

– Чем конкретно занимался в момент взрыва?

– Не помню… Вроде как взбешенный капитан кого-то ругал.

– По какому поводу велась ругань?

– Только и понял, что кого-то он обзывал косорукими…

– Могло такое быть, что провинился кто-то из пушкарей?

– Вполне…

Перед каждым ответом Поль делал заметные паузы, тяжело вздыхал, постанывал порой и пытался прокашляться. Тут и без медицинского образования становилось понятно, что задаваемые раненому вопросы неуместны. Да и очередную порцию бульона принесли, которая была выпита с немалым воодушевлением. А после неё речь пострадавшего стала вообще тиха и неразборчива. Типа, засыпать он стал.

– Назови своё имя! – последовало очередное распоряжение.

– Гы… хы… – последовало совсем уж слабое и несуразное бормотание. Доктор на это отреагировал с недовольным ворчанием:

– Ишь ты, в сон его потянуло! – затем добавил более благодушно: – Ну и пусть отсыпается! – после чего, дождавшись пока останется в палате только одна сиделка, наконец-то обратился к ней по имени:

– Оюкен, пока никому не говори, что этот больной пришёл в сознание и может говорить. Пусть пока сил набирается, а чуть позже я с ним сам потолкую.

– Хорошо, – с готовностью отозвалась Оюкен. – А если он опять есть потребует? И не только бульон?

– Можешь кормить его жидкими кашками и перетёртым овощным пюре. Ближе к вечеру я его вновь тщательно осмотрю и тогда решу окончательно, сдавать его жандармам или нет.

Врач ушёл, а Труммер от страха и неожиданности затаил дыхание.

«Чего это он?! При чём тут жандармы?! – заметались панические мысли в голове. – В чём я проговорился? И не пора ли отсюда срочно бежать? Прямо сейчас?.. А может, следовало и этого эскулапа оглушить воздействием?..»

Но тот уже ушёл. Да и не хотелось таким брутальным способом благодарить своего спасителя. И уж тем более не хотелось отбирать силы у оставшейся в палате сестры милосердия. Или как они тут называются?

Зато теперь следовало понять, где и в чём он прокололся. Или это такая фигура речи прозвучала в словах доктора? Мол, каждого, кто выздоровел или смог говорить, надо предоставить на допрос жандармам? И ничего в этом страшного нет? И переживания доктора понятны: жёсткий следователь не станет деликатничать с больным, запросто угробит труд целителей, преследуя только свои, конкретные цели.

«Так что нервничать не надо, – сам себя успокаивал а’перв. – Лучше не терять время и постараться втереться в доверие к этой Оюкен. Чем больше она расскажет, тем больше для меня появится ориентиров в этом мире. А чем её можно зацепить и подтолкнуть к разговорчивости? Правильно! Ещё раз посочувствовав по поводу недавнего инцидента. Ещё лучше вначале польстив её красоте… Знать бы ещё как? Если ни разу её не видел!..»

Решив, будь что будет, начал шептать:

– Оюкен! Ты здесь? – хотя прекрасно ощущал её в нескольких метрах от себя. Женщина встала со стула, подошла к кровати:

– Что-нибудь надо?

– Воды! – Ну и получив желаемое, сразу же продолжил: – Мне почему-то кажется, что ты очень красивая…

– Ну-у-у… – звучало скорей удивление, чем смущение. – В общем-то, да. А как ты догадался?

– Раз тебе проходу не дают разные интенданты…

На это раздался женский смех, не совсем уместный при такой теме. Пришлось задавать наводящие вопросы:

– Я чего-то не понял? И почему вы его назвали извращенцем?

– Хм! Какой любопытный! – фыркнула сиделка. Но скрывать ничего не стала: – Да всё потому, что интендант – обычный мужчина, а я – ачи. И пусть личико у меня очень симпатичное, но… сам понимаешь.

А’перв понимал. Да и глупо было бы думать, что на иных плоскостях ДОМА существуют кардинальные отличия по половым признакам. Это в иных мирах, на той же Земле, к примеру, или на Аверсе – всего два пола, мужчины и женщины. А в этой вселенной никуда от ачи и от клаучи не денешься. И определённые моральные рамки при общении ломать не стоило. Обычно в разговорах между незнакомыми людьми этой темы не касались. Поэтому Труммер запоздало смутился:

– Извини. Голова плохо соображает…

– Да ладно! – посмеивалась ачи. – Это среди отсталых рыбаков разговоры на эту тему – табу. Знаешь ведь: в нашем княжестве самые передовые и прогрессивные отношения, так что никто стеснений из-за своего пола не испытывает. Зато любая связь, не ведущая к продолжению рода, порицается подавляющим большинством.

– Да знаю… А что с интендантом всё-таки случилось?

– Врачи определили инсульт. Повод – перенервничал. Хотя в его возрасте это редчайший случай, – в охотку отвечала Оюкен. Но и сама постаралась прояснить личность пострадавшего моряка: – Вижу, говоришь ты уже нормально. Тогда скажи своё имя.

Пришлось брать паузу, пыхтеть в сомнении, кривиться, словно от неприятных ощущений, а потом возводить на себя напраслину:

– Кошмар какой-то… Никак не могу вспомнить… И вот вроде как знаю, вот-вот выскочит, напрягаюсь, и… ничего! Только голова болит ещё больше.

– Странно, – недоумевала сиделка. – А что хоть помнишь-то?

– Помню, что спал… Затем разъярённый рёв капитана… И взрыв!

– Хм! А в каком звании был ваш капитан?