Карета-призрак: Английские рассказы о привидениях

Трудно гадать о том, что́ произошло бы, поставь миссис Фраш непременным условием совместное мирное проживание наследниц под завещанным им кровом. Но в первые минуты встречи обе невольно думали, несомненно, об одном и том же. Обеим сразу стало ясно, что этот милый старый дом — предел желаний для каждой из них: дом этот как нельзя лучше отвечал их стремлению обрести в тихой гавани уверенность в будущем; короче говоря, и мисс Эми, и мисс Сьюзен готовы были смириться с наличием компаньонки, лишь бы никуда отсюда не трогаться. Итак, дом не был продан: он перешел в руки кузин вместе со всей обстановкой, бережно сохраняемой в целости и неприкосновенности. Старинное убранство комнат, где обитала покойная леди, служило для кузин источником нескончаемых восторгов. Исполнители завещания не уставали тем временем радоваться столь легкому разрешению возложенной на них задачи. Втайне они — или жены — могли, конечно, питать на этот счет немалые сомнения, цинически предрекая свирепую вражду между скованными одной цепью наследницами и распад в самом недолгом времени вынужденного партнерства, сопровождаемый жесточайшими взаимными обвинениями. Заметим только, что все подобные пророчества отдавали совершенно немыслимой в данном случае вульгарностью. А обе мисс Фраш были как нельзя более далеки от вульгарности: обе вдоволь испили из неизбывно горькой чаши безбрачия; печаль одиночества была слишком хорошо ими изведана, и теперь они приняли выпавшую им на долю удачу кротко, с должным смирением, — тем более что к исходу трехмесячного срока они уже знали друг о друге самое худшее. Мисс Эми любила прикорнуть перед обедом — нелепейшая из причуд, какой мисс Сьюзен в жизни себе не позволяла: обычно она погружалась в дремоту сразу после трапезы, как раз когда мисс Эми припадала охота вволю обменяться дневными впечатлениями. Мисс Сьюзен, всегда сидевшая прямо и не имевшая обыкновения к чему-либо прислоняться, не могла оставаться безразличной к привычкам мисс Эми, склонной — стоило ей только оказаться на диване — раскидываться на двух подушках (из трех имевшихся в наличии), которые она непостижимым образом умудрялась подоткнуть себе под поясницу.

Но на этом выяснение отношений закончилось: обеим кузинам было приятно сознавать, что каждая из них обладает своей собственной независимой вотчиной воспоминаний, где местами, раскапывая руины прошлого, можно наткнуться на удивительные находки. По представлениям кузин, жизнь они прожили совершенно по-разному: нежелательные повороты биографии изображались каждой в качестве необходимых предпосылок для теперешних неистощимо разнообразных повествований, предназначаемых для развлечения собеседницы. Мисс Сьюзен встречалась в заграничных пансионах с русскими, поляками, датчанами, а подчас и с цветом нации — британской аристократией; была она знакома и со многими выдающимися американцами, которые, по ее словам, души в ней не чаяли (с ними она состояла в длительной переписке). Мисс Эми, менее обремененная светскими обязательствами, долгие годы провела в Лондоне и сохранила уйму воспоминаний о мире литераторов и художников; соприкасалась она (тут мисс Сьюзен внимала затаив дыхание) и с театральными кругами, под влиянием которых даже написала — вот оно, нечаянно выскочило! — роман, опубликованный анонимно, и пьесу, безукоризненно перепечатанную на машинке. Живописный вид Марра приобретет, конечно же, еще большее очарование и оттого, что побудит ее, недвусмысленно намекала мисс Эми, вновь засесть за «настоящую работу», стоически принеся в жертву требования шумного общества: в голове у нее роились сотни новых замыслов. Заманчивое будущее открывалось и для мисс Сьюзен: она только и ждала ветреной погоды, чтобы поскорее приняться за свои эскизы. Ветер в Марре, случалось, дул довольно сильный: ведь этот небольшой старинный городок на южном побережье, тесно застроенный домами с красными черепичными крышами, где все дышало историей, был некогда, как любили повторять кузины, «владыкой Ла-Манша»: ныне он очутился на безводной возвышенности, но море отступило от него не слишком далеко и временами насылало ощутимые напоминания о своем буйном нраве. Мисс Сьюзен вернулась к родным пейзажам не без легкого вздоха сожаления, который при воспоминании об Альпах и Апеннинах[12] делался чуть более протяжным; она не сразу, но выбрала себе подходящую натуру и подолгу просиживала в выжидающем созерцании, склонив голову набок и нервно покусывая кончик акварельной кисточки, что несколько противоречило заявленной решимости работать не покладая рук. Вышло так, что обе кузины, каждая на свой лад, заново открыли для себя родную страну, но мисс Эми, расставшись с меблированными комнатами в Блумсбери[13], толковала главным образом о закатах и первоцветах, а из уст мисс Сьюзен, отринувшей берега Арно и Роны[14], чаще всего слышалось произносимое не без придыхания незамысловатое имя — Англия.