Карфаген 2020. Восхождение (СИ)

Позади грохочут пулеметы вражеского флаера. Еще что-то грохочет. Пули влетают в салон и впиваются в обшивку. Не могу проморгаться. Элисса кашляет, хрипит. Ощупью тащу ее к креслу пилота. По щекам катятся слезы, и ослепшие глаза смутно видят панель управления, Элисса ее запускает, я отдаю команду закрыть люк в хвостовом отсеке, через который мы вошли.

Стену прошивает еще дорожка пуль. Вскрикивает Элисса. С шипением закрывается люк. Оборачиваюсь и едва успеваю подхватить девушку, заваливающуюся набок.

Мир будто становится на паузу. Остается только Элисса, ее синие глаза, дрожащие ресницы. Под ладонью, прижатой к ее спине — горячее, мокрое. Неверяще смотрю на окровавленную руку. Элисса улыбается и шепчет:

— Люблю тебя. Боялась, что не успеешь. Теперь не страшно…

— Тссс! Все хорошо, маленькая. Молчи, береги силы. — Тащу Элиссу к креслу второго пилота, ее ноги не слушаются, волочатся по полу. — Я тоже тебя люблю.

Пожалуй, впервые в жизни мне страшно. До тошноты страшно развернуть Элиссу и оценить повреждения. Но пересиливаю себя. Смотрю на три пулевых отверстия: чуть выше подвздошной кости, позвоночник, лопатка — и понимаю, что все очень нехорошо. Даже если прямо сейчас положить ее на операционный стол, не факт, что она выживет, а если выживет, то никогда не сможет ходить.

Ерунда. Мне это все равно, главное — чтоб жила!

Выживет! Должна! Я спас столько людей, и ее смогу спасти. Логика отключается. Остается единственное желание — помочь Элиссе. В моей жизни было много чудес, пусть будет еще одно. Пытаюсь вылечить ее с помощью способностей, но программа выдает ответ, что я смогу это сделать только завтра.

Пытаюсь посадить ее в кресло. Надо срочно лететь… Но девушка вцепляется в мою футболку мертвой хваткой.

— Стой. Я все равно умру. Ты не успеешь. Лучше обними меня.

Как идиот, делаю, что она говорит, вместо того, чтобы рвать отсюда в медицинский центр, прижимаю к себе девушку, губами нахожу слабо пульсирующую венку на ее виске. Элисса водит руками по моей спине.

— Спаси… бо.

Руки ее бессильно виснут, голова свешивается набок, и по телу прокатывается волна дрожи. Она знала, что так будет, и предупредила заранее. Надо было забрать ее с собой, а не оставлять у Тевуртия. Осознания потери еще нет. Сажаю Элиссу в кресло второго пилота, пристегиваю. Снаружи грохочет громкоговоритель, но это вне меня. Включаю флаер. Отмечаю, что прибыли полицейские, три флаера отсекают периметр.

Накатывает злость. В груди, где было сердце, клубится ярость. Поднимаю флаер в воздух, отвечаю на вызов по коммуникатору.

— Димион Скрикус! Докладываю…

— Нужны трое для допроса. Остальных — расстрелять.

Говорю Виктору, что все в порядке, и вместо того, чтобы улетать, возвращаю машину на место и глушу мотор. Ярость застилает разум, отодвигает долг и сжигает инстинкт самосохранения. Эти твари не должны жить. Никто.

Спускаюсь с крыши по пожарной лестнице. В раскуроченном дворе уже никого нет, но на улице слышны крики, выстрелы, отрывистые команды полицейских. Копы взяли налетчиков в оцепление и гонят сюда. Отлично. Пойду им навстречу.

Передергиваю затвор. Шагаю к дымящемуся провалу в заборе. Пенелопа знала. Элисса знала. Только я идиот. Если бы прислушался к ним, все было бы иначе.

К дому пятится человек с автоматом. Стреляю ему в затылок. Подхожу к дергающемуся телу, переворачиваю его ногой. Поднимаю автомат, целюсь в голову и превращаю некогда смазливое лицо в месиво мозга, крови и обломков костей.

Как взбесившийся волк, не чувствую удовлетворения. Мне не расстреливать хочется этих мразей — рвать зубами, смотреть, как хлещет кровь из горла, чувствовать, как дергается тело, испуская дух.

Работаю, как машина. Цель — выстрел — добивание. Правая рука слушается плохо — и плевать. Над головой проносится флаер кого-то из моих соратников.

Плевать.

Пищит коммуникатор — и пусть, я вижу цель, это гораздо главнее.

Над головой виснет флаер, потоком теплого воздуха вздымая пыль и сухие листья, меня накрывает луч прожектора, и зычный голос Вэры прокатывается над поселком:

— Леон, ты что творишь? Жить надоело. Брось оружие!

Понимаю, что если сейчас остановлюсь, то реальность догонит, обрушится и размажет по асфальту. Навстречу выбегают полицейские, и я бросаю автомат, разворачиваюсь и шагаю к пожарной лестнице, карабкаюсь наверх. Во флаере беру Элиссу на руки, глажу лоб, щеки, губы. Обнимаю.

Ты предотвратил преступление 2 степени сложности!

Осталось предотвратить 247 правонарушений.

Во время облав я терял друзей, учителей, учеников, и каждый раз вместе с ними отмирала частица души. Но теперь я будто бы ушел в минус, в антиматерию, в душе разверзлась бездна, куда устремилось все — цели, достижения, смыслы, друзья.

В салон врывается Надана, за ней — незнакомые полицейские.

— Леон, слава богу, ты не ранен…

Она округляет глаза, видя Элиссу у меня на руках, шумно сглатывает, раскидывает руки, оттесняя полицейских.

— Идемте на крышу, там и поговорим. Все в порядке!

Кладу Элиссу, поднимаюсь, весь перепачканный кровью ее и своей.

— Взяли пленных? Нужно допросить, узнать, кто заказчик.

Надана отводит взгляд.