Карфаген должен быть разрушен

Сразу же обращают на себя внимание очевидные созвучия с итальянской экспедицией Ганнибала. Во-первых, Геракл подчеркнуто изображается в роли защитника и даже спасителя народов, угнетаемых и терроризируемых тираном-соседом, — прямая аналогия с покорением римлянами Великой Греции и остальной Италии. Во-вторых, мы читаем о том, что он «смешивает», то есть объединяет греков и варваров, и этот мотив тоже совпадает с одним из главных устремлений Ганнибала — объединить греков и карфагенян. В-третьих, Геракл преодолевает и широкие реки, и почти неприступные горы так же, как это делает Ганнибал в итальянском походе. И наконец, сражение с Каком, освобождение пленников и расселение их на завоеванных землях. Великодушное обращение Геракла с пленниками и изгнанниками напоминает нам о методах, к которым прибегал Ганнибал, стремясь отвратить от Рима италийских союзников (Рим олицетворяет разбойник Как).

Сходства между эвгемеристическим повествованием Дионисия о Геракле и итальянской экспедицией Ганнибала не могли не заметить современники. К сожалению, источники истории, рассказанной им, не известны. Описание Диодора предполагает ее сицилийское происхождение и возможную связь со Второй Пунической войной, когда (как мы уже видели) аналогичные ассоциации между Гераклом и Ганнибалом возникали у сицилийских авторов и карфагенских чеканщиков монет. Однако эти ассоциации должны были воздействовать на умы не только греков. Они предназначались и для других общин Апеннинского полуострова, почитавших мифологического героя. Культ Геркулеса, италийского Геракла, был особенно популярен в центральных Апеннинах и в Самнии, а самниты всегда враждовали с Римом и могли быть полезными союзниками[296]. Если Ганнибал намеревался воевать с римлянами на территории Италии, то эти общины могли предоставить ему необходимые базы, материальные ресурсы, подкрепления и оказывать другую тыловую поддержку.

Ассоциация Ганнибала с Гераклом — Мелькартом служила удобным аргументом в средиземноморской дипломатии, но еще больше пользы от нее было в повседневной необходимости поддерживать моральную сплоченность в воинстве. Образ Геракла — Мелькарта уже давно стал эмблемой армии Баркидов, Ганнибал продолжил традицию единения божества с войсками, выпуская в значительных количествах монеты с изображением его головы^{859}. Предстояли кровопролитные битвы, а это означало, что будут потери и потребуются пополнения, которые надо приобщать к традициям армии. Двуединая иконография Геракла — Мелькарта способствовала и сплочению разношерстного воинства Ганнибала, и адаптации новых рекрутов.

Гераклов образ Ганнибала, создававшийся его идеологами, помимо межэтнического единения, исполнял еще одну важную функцию — наделял полководца божественным благоволением. Древнегреческий военный стратег Онасандр, написавший свой трактат о ратном искусстве через триста лет после походов Ганнибала, сделал такой вывод: «Солдаты проявляют больше отваги, когда верят в то, что подвергают себя опасностям по воле богов; они бдительно и настороженно следят за предзнаменованиями, и жертвоприношения, долженствующие принести удачу для всей армии, вдохновляют даже тех, кто малодушничал»^{860}. Грегори Дейли писал недавно: «Espirit de corps[297] эллинистических армий основывался, очевидно, на мистике их вождей, обладавших, как им казалось, почти сверхъестественными способностями и добивавшихся триумфов по велению богов»^{861}. Претензия на поддержку богов характерна для всей войны Ганнибала с Римом, и она, безусловно, совпадала с умонастроениями его кельтских союзников, чьи вожди держали при себе бардов, прославлявших песнями их деяния^{862}. На прямую связь между успешным лидерством и благоволением богов указывал в своих сочинениях древнеримский историк Кассий Дион, обнаруживший у Ганнибала способности предсказывать события. Он писал, что полководец мог «делать пророчества, осматривая внутренности»^{863}. В критические моменты, когда войска начинали утрачивать веру в свою миссию, Ганнибал, похоже, умел находить свидетельства божественной поддержки, поднимать моральный дух воинов и убеждать их в том, что они идут по стопам Геракла и его армии. Когда более поздний римский писатель Вегеций неверно представил Сосила военным тактиком при Ганнибале, он ошибался лишь отчасти. Пропагандистские усилия Сосила и других сочинителей, входивших в узкую группу приближенных лиц, сыграли решающую роль в обеспечении первоначальных успехов кампании^{864}.[298]