Карфаген должен быть разрушен

Характерными признаками культурной экспансии Карфагена считаются распространение пунического языка, левантийского диалекта, на котором говорили карфагеняне, и переход от кремации к захоронению тел^{277}. Более значительную роль в религиозной жизни западных финикийских колоний стали играть тофеты[119]. На рынке предметов роскоши восточногреческую керамику постепенно вытеснили гончарные изделия из Афин (давно полюбившиеся карфагенянам)[120]. Возросло осознание общности и гражданских прав^{278}. В Карфагене чужестранцам и освобожденным рабам предоставлялся гражданский статус в соответствии с так называемым сидонским правом ('ssdn), то есть им даровались некоторые права и привилегии, ассоциировавшиеся с карфагенским гражданством^{279}.[121]

Однако «пунизация» финикийской западной диаспоры вовсе не означала насаждение культурного конформизма. Напротив, в некоторых районах происходила еще большая диверсификация вкусов по мере исчезновения влияния Финикии. Иными и более декоративными стали чаши, блюда, вазы, кувшины и парфюмерные флаконы, поколениями служившие ходовым товаром^{280}.[122] Такое же художественное многообразие отмечается в дизайне и мотивах стел нового пунического мира^{281}.[123]

Исторический феномен, который мы называем «пуническим миром», возник в результате не однолинейной трансформации Финикии, а смешения финикийских традиций с туземными и колониальными культурами всего Западного Средиземноморья^{282}.[124] Пример подобного смешения дает нам Сардиния, где найдено множество масляных светильников, использовавшихся в качестве приношений в пунических святилищах (согласно местным сардинским обычаям)^{283}. Многие из святилищ были встроены в существовавшие нурагийские храмы, и это тоже может свидетельствовать о происходившем процессе взаимопроникновения местных и пришлых традиций^{284}.

И в Испании, и на Сардинии и Сицилии изначально формировались микрокультуры — «сообщества взаимопонимания», в которых совместно проживали финикийские/пунические поселенцы и аборигены. Они возникали на основе коммерческих интересов, и обитатели этих «коммуналок» зачастую не понимали обычаев друг друга. Однако со временем из взаимной настороженности рождалось взаимопонимание, присущее данной общине и исключающее даже индивидуумов того же этноса, но проживающих за пределами данной территории[125]. Под термином «пуническая культура» подразумевается комплекс разрозненных культурных трансформаций и слияний, происходивших по всему Западному и Центральному Средиземноморью. Лишь в V и IV веках, когда гегемония Карфагена утвердилась в целом ряде регионов, включая Сардинию, сформировалось более целостное, но далеко не тотальное культурное единообразие.

Показателен в данном случае пример Антаса, уединенной местности на юго-западе Сардинии, где был воздвигнут храм, посвященный пуническому божеству Циду. Первоначально Цид был левантийским богом, совершившим затем длительное путешествие на запад вместе с финикийскими торговцами. Он играл второстепенную роль в карфагенском пантеоне, но к IV веку пуническое население Сардинии признало его священным покровителем острова[126]. Это было типично пуническое святилище: обнесенная стенами замкнутая территория, на которой находилось прямоугольное, ориентированное на север строение с алтарем на открытом воздухе для всесожжении богу^{285}. Хотя храм располагался в отдаленной долине, окруженной крутыми лесистыми склонами холмов, он привлекал множество самых разных людей, в том числе и высокого социального статуса, даже из таких дальних краев, как Карали (Кальяри)^{286}. Секрет его притягательной силы заключался в скалистом выступе, на котором он находился: это место принадлежало нурагийскому богу Баби задолго до того, как на остров прибыли финикийцы[127]. Археологи нашли здесь бронзовую статуэтку обнаженного воина: в нем признали бога Баби, поднявшего правую руку в благословении и держащего в левой руке копье. Статуэтка датируется IX-VIII веками. Специалисты обнаружили поразительное сходство между изваянием воина и иконографией Цида, который тоже часто изображался с воздетой правой рукой и с копьем в левой руке[128]. Этим сходством можно объяснить и наличие множества железных наконечников для стрел и дротиков среди вотивных приношений Циду, поскольку они обычно ассоциируются и с Баби^{287}.

Новые друзья и старые враги