Самый яркий образец пунического искусства этого периода сохранился в Мотии. В 1979 году археологи обнаружили здесь мраморную статую юноши высотой 1,8 метра, но без рук и без ног ниже колен. Положение левой руки можно было воссоздать по пальцам на бедре. Голову обрамляли локоны, на которых когда-то находились корона или венец, прикрепленные заклепками. Стиль статуи соответствовал строгим греческим скульптурным традициям начала V века Аналогичная статуя эфеба, юноши, достигшего возраста, позволявшего готовить его для военной службы, была найдена в Акраганте, греческом городе на Сицилии.
Высказывалось мнение, будто лишь греческий скульптор мог создать изваяние на столь высоком художественном уровне и эфеб в Мотии якобы украден у греков{328}
. Однако это утверждение опровергается самим изваянием. Эфебы в скульптурах данного периода обычно изображались нагими, а на мотийском юноше мы видим длинную тунику из тонкой плиссированной ткани, перетянутую на груди лентой. Предлагались самые разные объяснения этой аномалии. Нагрудная лента и упершаяся в бедро левая рука навели на мысль о том, что молодой человек был греческим возничим колесницы или устроителем состязаний колесниц. Но мотийская скульптура отличается от других сохранившихся статуй греческих возничих. Несмотря на явно греческий скульптурный стиль, статуя отображает пунический обычай не демонстрировать обнаженное тело. Более того, одеяние и убранство головы напоминают ритуальное облачение жрецов пунического божества Мелькарта, с которым на Сицилии отождествляли Геракла{329}.[149] Не греческий, не пунический, а сицилийский эфеб Мотии стал наглядным свидетельством культурного синкретизма.Начиная по крайней мере с VII века в Восточном Средиземноморье Геракл все больше ассоциировался с тирским божеством Мелькартом. Когда Геродот посетил храм Мелькарта в Тире, он понял, что храм Геракла на греческом острове Фасос первоначально был святилищем тирского божества. Дабы убедиться в этом, Геродот побывал на Фасосе, где его догадка подтвердилась{330}
. Интересно, что, по Геродоту, фасийцы поклонялись Гераклу в двух ипостасях, связанных с различными видами поклонений. Они приносили ему жертвы как бессмертному олимпийцу и воздавали почести как герою{331}.[150][151] На другом греческом острове Эрифры аборигены рассказали Геродоту о том, что Геракл явился к ним после того, как плот, на котором он приплыл из Тира, сел на мель в проливе — очевидное следствие смутной коллективной памяти о ритуалеКакие же сходства в Геракле и Мелькарте видели греки, восточные финикийцы и пунийцы? Политеистические культуры, естественно, стремились к установлению синкретических отношений между собственными и чужеземными божествами{334}
. К примеру, двуязычное посвятительное послание, найденное на Мальте и относящееся к III — II векам, два брата-финикийца адресовали «Мелькарту, владыке Тира» (на финикийском языке) и «архегету Гераклу» (на греческом языке){335}. Греческое понятие «архегет» обычно употреблялось в значении «основоположник» или «прародитель». Эти роли с успехом исполняли оба божества: и Геракл, и Мелькарт{336}. Геракл ассоциировался с колонизацией греками, Мелькарт — тирянами. Мелькарт, покровитель и метрополии, и новых поселений, помогал сохранять связи между ними. Его храмы, воздвигавшиеся в новых колониях, предоставляли нейтральную и священную территорию для налаживания контактов между финикийскими поселенцами и аборигенами. Хотя Мелькарт и не был главным божеством в Карфагене, он продолжал оставаться важным средством влияния в новом пуническом сообществе Западного Средиземноморья.