Карфаген. Летопись легендарного города-государства с основания до гибели

И эти преимущества почти сразу же были усилены. Пока Тимолеон громил войско Карфагена на Сицилии (341 до н. э.), римляне объединились с Капуей, образовав нечто вроде федерации, что дало им морскую и промышленную власть, которой не было у Лация (343 до н. э.). Благодаря этому им удалось победить Латинскую лигу, которая вынуждена была капитулировать в 335 году. Этот дипломатический успех стал первым шагом на пути развития римского владычества, но его непосредственным итогом стало втягивание Рима в войну против самнитов, которые привыкли считать Кампанью естественным дополнением к своим горам и тем местом, где нашло себе применение их многочисленное и очень воинственное население. Эта борьба продолжалась три десятилетия IV века; она решила судьбу всей Италии, разнообразные народы которой вынуждены были признать, что их независимость не перенесет независимости самнитов. Особенно большая угроза нависла над этрусками, которые лишь в 311 году, когда было уже слишком поздно, догадались, что надо прийти на помощь самнитам, и были разгромлены вместе с ними. Вполне возможно, что этруски соблюдали нейтралитет частично, под влиянием Карфагена, который, должно быть, использовал все свои дипломатические возможности, чтобы предотвратить конфликт между двумя народами, бывшими его союзниками. Справедливость этой гипотезы доказывает тот факт, что, когда началась борьба между римлянами и этрусками, пуническо-тирренский союз был разорван. В 307 году до н. э. этрусский флот пришел на помощь Сиракузам, осажденным карфагенянами. Таким образом, прежние друзья стали врагами, за что, несомненно, несет ответственность Карфаген, которому пришлось выбирать между двумя союзниками, с которыми он не мог больше поддерживать дружеских отношений. Со своим обычным практицизмом Карфаген предпочел дружить с более сильной партией, несмотря на тесные культурные и политические связи, которые, по словам Аристотеля, превратили тирренцев и финикийцев в граждан одной нации.

Одновременно римляне заявили о своем желании стать морской державой, создав морской дуумвират – то есть чиновников, которые должны были построить военно-морской флот. При таких условиях появилась необходимость заключения нового, усовершенствованного римско-пунического договора, который был подписан, если верить Ливию, в 306 году до н. э. Пожертвовав своими старыми этрусскими союзниками, карфагеняне надеялись получить эффективную помощь римлян против греков, которые под предводительством Агафокла напали на них на африканской земле. Впрочем, легионы уже были на марше, пересекая опустошенный Самниум, чтобы вторгнуться на земли италийских эллинов. Последние прекрасно осознавали нависшую над ними опасность, и защитник, которого они для себя выбрали, Пирр из Эпира, сражался в Италии с римлянами. Он пытался удержать их в Центральной Италии, населенной крестьянами, а на Сицилии воевал с Карфагеном. Договор, в который четыре раза вносились поправки, должен был доказать свою эффективность, но обе стороны, подписавшие его, вовсе не торопились его применять. Когда Пирр угрожал Риму, Карфаген ограничился демонстрацией своей военно-морской мощи, которая ни в коем случае не могла сдержать эпирца. Когда же Пирр обратил свое внимание на Сицилию, римляне, обрадовавшись, что избавились от этого бича, не сделали ничего, что могло бы помешать ему обрушиться на карфагенян. Более того, Карфаген вскоре подписал сепаратный мирный договор – а это было категорически запрещено в его соглашении с Римом – и даже снабдил Пирра судами, которые помогли ему пересечь Мессинский пролив и вернуться в Италию.

Оба партнера продемонстрировали свое вероломство, которое, вероятно, объяснялось тем, что интересы у них были разные. Это несогласие не ускользнуло от внимания Пирра, который, покидая Сицилию, воскликнул: «Какое прекрасное поле для битвы мы оставляем Карфагену и Риму!»

Вряд ли римляне в это время уже подумывали о захвате Сицилии, две трети которой по-прежнему принадлежали Карфагену. Хелусс, написавший обширный труд по истории 1-й Пунической войны и начала римского господства, отрицает, что сенаторы сознательно стремились захватить этот остров. Он пишет, что конфликт разгорелся совершенно случайно, по пустякам, и перерос в полномасштабную войну только после того, как римляне осознали, что окружены военно-морскими базами своих врагов, от которых исходит постоянная угроза.