Карфаген. Летопись легендарного города-государства с основания до гибели

Однако, по замыслу Гамилькара, не только Испания, в случае новой войны, должна была спасти Карфаген от обнищания, из-за которого он вынужден был заключить мир с Лутацием. Он хотел, в первую очередь, создать необходимую политическую и военную власть, которая позволила бы ему в подходящее для него время осуществить свои планы, не опасаясь Рима или политических неурядиц у себя дома, где демократический режим мог быть уничтожен олигархической реакцией. Единственным способом достижения необходимой ему стабильности было обретение независимости путем создания колониальной военной монархии, вроде тех, что появились в восточной части Средиземноморья после смерти Александра Македонского. Эти монархии основывались на мощи и доктрине лидерства, с помощью которых авантюрист, ставший во главе преданной ему армии, мог использовать для своих нужд труд подвластных ему народов. Но сначала их надо было завоевать.

Испания лучше всего подходила для его замыслов. Эта страна располагалась достаточно далеко от Рима, чтобы сенат проявил к ней интерес, поэтому, в случае возникновения здесь нового государства, Рим не ощутит угрозы для себя. По той же самой причине карфагенским врагам Баркидов будет трудно контролировать законность их действий, и даже если их возмутят какие-нибудь нарушения, людей вряд ли встревожат события, происходящие далеко от дома. Более того, оба народа, составлявшие большинство населения Испании, иберы и кельты, давно уже создали у себя традиции войны и приключений. Эти народы уже привыкли жить в обществе, а их этика и религия прославляла превыше всего храбрость и верность воинов по отношению к своему вождю. Эта верность подкреплялась мистическими ритуалами, которые внушали воинам, принимавшим в них участие, мысль о том, что лучше погибнуть вместе с вождем, чем обесчестить себя. Обучив этих головорезов, исполненных рыцарского духа, военному делу и дисциплине, можно было превратить их в непобедимых бойцов. Так армия Баркидов сохранит свой профессионализм, которым она всегда славилась, и будет воевать из чувства преданности вождю, а не патриотизма, что избавит ее от той нестабильности, которая так сильно проявилась во время наемнической войны.

Гамилькар уже проделал большую работу на пути реализации своих амбиций, когда, в ходе этой войны, призвал народ Карфагена рассудить его спор с Ганноном Великим. После этого армия стала сама выбирать генералов, предоставив гражданским властям право ратифицировать этот выбор. Подобный режим мог очень легко превратиться в военную анархию, как это происходило, время от времени, в Римской и Османской империях. Однако существовали психологические факторы, которые мешали этому. Они состояли в специфической комбинации популярных в эллинском мире идей с чисто финикийскими традициями. Великие войны IV века до и. э. отдали судьбу цивилизованного мира в руки солдат удачи, которые бросали свои дома и семьи и поклонялись одному богу (или скорее богине) – Фортуне (Тихе у греков). Естественно, большинство из них не считало удачу случайной, а верило, что некие мистические законы даровали ее одним и отнимали у других. Те командиры, которым она улыбалась, привлекали к себе самые лучшие войска и благодаря им приобретали богатства и царства, созданные мечом. Уцелевшие правители стран, которые сопротивлялись преемникам Александра, стремились придать своему правлению хотя бы видимость стабильности, и преобразовывали простые суеверия в некоторое подобие теологии, которая должна была придать законность их успехам. Они в полной мере использовали увлечение людей мистическими религиями, в которых искали утешения тысячи невинных жертв жестокого времени. Многим царям удавалось убедить своих солдат и подданных в том, что они правят по божественному соизволению. Удача дала им корону, исполняя волю провидения, которое правит миром, и некоторых связанных с ним божеств. После их смерти та же самая Фортуна переходила по наследству к их законным преемникам. Так родилась династическая религия, которая в течение двух или трех веков создавала ощущение непрерывности власти. Эта власть передавалась четко установленным путем в монархиях, возникших после распада Македонской империи.

Гамилькар Барка и его преемники перенесли эти идеи в Пунический мир и приспособили их к национальной религии.