Карфаген

Как и во многих других случаях, мы вынуждены оставить открытым вопрос об обстоятельствах смерти Архимеда и о подлинной реакции Марцелла на это событие. Факт остается фактом: Архимед был убит во время дикой оргии грабежа и убийств, развязанной Марцеллом в Сиракузах. Не исключено, что Марцелл счел необходимым продемонстрировать свою скорбь по поводу столь грустного инцидента и отдать последний долг убитому: в той ситуации, которая сложилась и в самой Сицилии, и в Балканской Греции, где римляне отчаянно нуждались в поддержке греческих союзов против Филиппа V, римлянам политически было крайне невыгодно появляться в роли убийц и насильников, хладнокровно истребляющих лучших представителей греческой мысли. Напомним, что римляне уже старались привлечь на свою сторону Дельфийский оракул. Сопоставление с Ганнибалом, при штабе которого, как сказано, находились греческие литераторы, было бы слишком невыгодным[518]. Как бы то ни было, достоверно известно [Циц., Госуд., 1, 14], что Марцелл одну из знаменитых Архимедовых «сфер» посвятил в храм Мужества, а другую взял себе как причитавшуюся ему долю добычи; в его семье эта реликвия передавалась из поколения в поколение.

Несомненно, однако, и другое: в Сиракузах, когда они оказались под властью римлян, было далеко не безопасно вспоминать Архимеда — одного из организаторов сопротивления римскому нашествию, вероятно, наиболее бескомпромиссного врага римлян[519]. Этим, надо полагать, объясняется, что могила Архимеда была заброшена и забыта, и только Цицерон уже в I в. после многих трудов смог ее отыскать [Циц., Туск., 5, 64-66].

Взятием Сиракуз война в Сицилии окончена еще не была. В сицилийских городах происходили столкновения между сторонниками Рима и приверженцами Карфагена; только вмешательство Марцелла могло обеспечить победу проримских группировок [ср. у Плут., Марц., 20]. О том, на какие уступки Марцелл вынужден был идти, говорит свидетельство Аппиана [Сиц., 5[: заключая договор с Тавромением, Марцелл отказался от права размещать в этом городе римский гарнизон и набирать там солдат во вспомогательные формирования римской армии. В Акраганте еще сидел Эпикид; там же находился с пунийскими подразделениями Ганнон; наконец, туда же Ганнибал прислал Муттона — гражданина Гиппона Диаррита, хорошо изучившего военное дело под его руководством. Муттону Эпикид и Ганнон подчинили нумидийских всадников. Очевидно, Ганнибал не терял еще надежды поправить положение на острове. И действительно, совершая смелые рейды во главе отряда, Муттон снова поднял по всей Сицилии антиримское движение. Наконец, Эпикид и Ганнон вместе с Муттоном вывели свои войска к р. Гимера. Там Муттон сумел в нескольких стычках разбить римлян, однако бунт нумидийцев, часть которых внезапно ушла в Гераклею Минойскую, заставил его отвлечься от борьбы с римлянами. Пока он отсутствовал, Ганнон и Эпикид решили дать сражение. Но их воины не выдержали первого же натиска и бежали. Одержав эту победу, Марцелл торжественно возвратился в Сиракузы [Ливий, 25, 40-41; Зонара, 9, 7].

Падением Сиракуз и разгромом карфагенян и греков у р. Гимера был предрешен исход борьбы за Сицилию. Остров, хотя в Акраганте еще оставались карфагенские войска и отряды Эпикида, становился римской провинцией; все планы карфагенского правительства, все военно-политические устремления самого Ганнибала, связанные с Сицилией, и в частности с Сиракузами, терпели крушение. Вместо того чтобы связывать Ганнибала с Карфагеном, Сицилия превращалась в непреодолимую преграду, отделявшую пунийскую армию в Италии от возможных источников подкреплений. Вместо того чтобы стать надежным тылом для армии Ганнибала, Сицилия делалась плацдармом, откуда можно было в любой момент ожидать и вторжения римских войск в Африку, и удара через южные районы Апеннинского полуострова по Ганнибалу. Рушилась надежда создать македонско-тарентинско-капуанско-сиракузско-карфагенскую коалицию для уничтожения Рима. В Таренте в акрополе засели римляне, Капуя была осаждена, Сиракузы захвачены Марцеллом. Что еще? Разве что новый рейд Тита Отацилия в Африку. За несколько дней до захвата Сиракуз, вторгнувшись рано утром на 80 квинкверемах в гавань Утики, он увел нагруженные продовольствием транспорты, опустошил поля вокруг Утики и с торжеством вернулся в Лилибей [Ливий, 27, 31][520].