Карфаген

Ганнибал, придя к власти на гребне мощного демократического движения, сделал все, чтобы подготовить Карфаген к возобновлению борьбы, отнюдь еще, по его мнению, не законченной. С этой целью он установил свою единоличную диктатуру; выборные должностные лица теперь должны были регулярно отчитываться перед ним в своих действиях. Он реорганизовал и совет ста четырех, который превратился в выборный орган: его члены стали ежегодно сменяться. Карфагенская аристократия утратила эту важнейшую цитадель своего господства. Ганнибал всячески покровительствовал развитию пунийской торговли; карфагенские купцы вели широкие коммерческие операции в Балканской Греции, Причерноморье и в компании с египетскими даже плавали на юг Красного моря, в «Страну ароматов» (вероятно, побережье Сомали). Особое место в политике Ганнибала занимали переговоры, которые он вел с сирийским царем Антиохом о совместных действиях против Рима.

Карфагенская аристократия резко враждебно относилась к деятельности Ганнибала и, чтобы избавиться от него, пошла на открытое предательство. В Рим был направлен донос о том, что Ганнибал замышляет новую войну. Естественно, римский сенат потребовал выдачи неугомонного противника, но тому удалось бежать на восток, где он пытался продолжать борьбу против Рима. Но эти попытки не принесли ему успеха; Ганнибал был вынужден покончить с собой, приняв яд.

Плоды нарочитой политической неопределенности, которой добивался Рим, не устанавливая точных границ между Карфагеном и недавно образовавшимся Нумидийским царством и запрещая Карфагену вести войны, не замедлили сказаться. Между Массанассой и пунийскими властями начались непрерывные конфликты из-за различных спорных территорий, пока, наконец, вооруженное столкновение (150 г. до н. э.) не дало римлянам желанного повода к началу военных действий. В 149 году началась новая война (Третья пуническая), целью которой стало для римлян полное уничтожение некогда грозного противника. Изречение сенатора Катона: «Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен» определяло политику Рима по отношению к этому городу. Пока Карфаген стоял на своем месте, пока его корабли бороздили воды Средиземного моря, большинство сенаторов испытывали постоянное беспокойство. Им казалось, что враг у ворот и с минуты на минуту повторятся ужасы ганнибалова нашествия. Поэтому они не приняли ни оправданий карфагенского совета, ни даже сдачи безоружного города. Карфаген должен быть разрушен, а его жители должны быть переселены подальше от моря —таково было их требование.

Узнав об этом, карфагенское правительство (у власти в этот момент стояли демократы) решилось на отчаянное сопротивление. Неприступные стены на первых порах могли защитить Карфаген от штурма, в городе были освобождены рабы, влившиеся в армию, в мастерских ковалось оружие, на верфях строили корабли. Осажденные защищались с большим упорством: в течение двух лет римляне не могли добиться победы. Только в 147 году по приказанию Сципиона Эмилиана город был обнесен внешней осадной стеной и полностью с моря и суши изолирован от остального мира. Весной 146 года римлянам удалось через один из участков стены проникнуть в гавань, а оттуда начать наступление к центру. Шесть дней на кривых улочках горящего города среди многоэтажных домов продолжались ожесточенные бои.

Около пятидесяти тысяч человек попали в плен в карфагенской крепости Бирсе и были проданы в рабство.

Наконец, последние очаги сопротивления были подавлены. По приказанию сената место, на котором много веков назад был основан Карфаген, распахали, предали проклятию и постановили впредь не заселять.

Но гибель Карфагена не повлекла за собой гибели пунической культуры. Хотя в Северной Африке начали очень энергично внедряться латинский язык и римская культура, старинные западнофиникийские города, как, например, Большой Лептис, даже в своей официальной документации продолжали пользоваться финикийским языком. Даже на самой грани средневековья сельские жители Северной Африки считали себя финикиянами и разговаривали только на этом языке. Известны случаи, когда выходцы из этих районов совершенно не владели латынью. Вероятно, только после арабского завоевания Северной Африки и распространения там языка новых завоевателей, близкого к финикийскому, последний был окончательно вытеснен.

Пунийцы оказали большое влияние и на культуру ливийцев — коренного населения Северной Африки. Местные цари хранили в своих библиотеках книги пунийских авторов, их дворцы и мавзолеи строили карфагенские архитекторы, а почетные надписи на них вырезали обычно на финикийском и ливийском языках.

Даже в государственном строе североафриканских городов сохранились черты, унаследованные от карфагенян. Недаром высшие должностные лица там продолжали именоваться суффетами.

К сожалению, мы еще многого не знаем о карфагенянах. Надо надеяться, что раскопки, ведущиеся на территории Северной Африки, дадут в руки исследователей такие материалы, которые позволят открыть новые страницы яркой истории этого древнего города.