Карфаген

Итак, в предании об основании Карфагена Элиссой можно выделить три варианта: вариант Трога-Юстина (имя Дидона не упоминается, дата основания города — 826/5 г.), вариант Тимея (Элисса получила имя Дидона от ливийцев, дата основания— 814 г.) и вариант Сервия, восходящий, вероятно, к Катону (Элисса получила имя Дидона от сограждан после своей гибели, дата основания — 824/3 г.). Указанные различия позволяют предполагать, что вариант Трога-Юстина и вариант Тимея появились в греко-римской традиции независимо один от другого. Вариант Тимея, несомненно, восходит к рассказам карфагенян. Пользовался ли Тимей трудами карфагенских историков, установить невозможно, но его общее знакомство с пунийской традицией не подлежит, конечно, сомнению.

Сохранившийся у Сервия (In Aen., IV, 682) отрывок из труда Катона обнаруживает явное влияние терминологии Аристотеля: «И народ, и отцов, и город твой. Отцов — то есть сенат, город твой — тот, который ты построила. И некоторые в этом месте хотят видеть три соединенные части политии: власть народа, аристократов и царя. Ведь Катон говорит, что тремя этими частями управлялся Карфаген» (Рори-lumque patresque urbemque tuam. Patres id est senatum; urbem tuam quam tu extruxisti. Et quidam hoc loco volunt tres partes politiae comprehensas, populi, optimatium, regiae potestatis: Cato enim ait de tribus istis partibus ordinatam fuisse Carthaginem).[184] Как известно, наряду с «Афинской политией» Аристотель и его ученики составили очерки истории и государственного строя всех греческих и важнейших негреческих государств. Среди них была и «Карфагенская полития», составленная, по указанию Афинея (Deipn., XIV, 27), Гиппагором —писателем, сведения о котором античная традиция не сохранила. Судя по термину politia, можно полагать, что сведения Катона восходят к труду Гиппагора.

Можно предполагать, что, как и все политии, составленные Аристотелем и его учениками, «Карфагенская полития» состояла из двух частей. По аналогии с «Афинской политией» первая часть должна была представлять собой очерк истории политической борьбы и развития государственного строя карфагенян, а вторая часть —очерк современного автору (середина IV в. до н.э.) государственного строя карфагенян. Последняя часть дала, вероятно, материал для соответствующего раздела «Политики» Аристотеля (II, 8). К ней, по-видимому, восходит и процитированный выше отрывок из Катона. Поскольку Помпей Трог не имел доступа к трудам карфагенских историков, а сведения Тимея он не использовал, остается допустить, что сравнительно подробный рассказ Юстина по «внутренней» истории Карфагена также прямо или косвенно восходит к первой части сочинения Гиппагора. Но если Катон счел необходимым связать предание, полученное им от Гиппагора, с именем Дидона, то Помпей Трог, видимо, полностью игнорировал Тимея.[185]

Обращает на себя внимание также следующее. Для происходящих из Карфагена монет различных эпох очень характерно изображение лошади или лошадиной головы в различных положениях, в том числе с Никой, а также изображение крылатого коня.[186] Такое пристрастие именно к изображению коня следует поставить, по нашему мнению, в связь с рассказом Юстина (XVIII, 5, 16) о том, что Карфаген был основан на месте, где была найдена голова коня. Эту находку, согласно Юстину, колонисты сочли предзнаменованием будущего могущества и будущей воинственности своего государства.

Заметим, кроме того, что Тимей в приведенном нами выше отрывке изображает гибель Дидоны как простое самоубийство, тогда как, по рассказу Юстина (XVIII, 6, 6-7), Элисса совершила перед самоубийством жертвоприношения. В нашем распоряжении имеется найденное в Карфагене и выполненное в «грецизирующем» стиле надгробие — рельефное изображение женщины, полулежащей на небольшом возвышении и готовящейся к совершению жертвенного возлияния. Согласно наиболее вероятному толкованию этого памятника, предложенному французскими археологами Ж. и С. Шарль-Пикарами, он связан с легендой о жертвоприношении легендарной основательницы Карфагена.[187]

Все эти материалы позволяют прийти к выводу, что рассказ Помпея Трога-Юстина воспроизводит карфагенскую традицию, значительно отличающуюся от той версии, которая сохранилась у Тимея.

Перед нами, однако, встает вопрос о степени достоверности всех вариантов предания. Другим, не менее важным, является вопрос о том, насколько единогласна карфагенская традиция, нет ли возможности установить какие-то иные пунийские предания, связанные с основанием города.