Кариатида

Родичкин действительно несколько лет жил в Ленинграде, учился в институте Культуры, а после окончания был направлен в Ленинградскую область заведующим недавно упразднённой передвижной библиотеки. Он её должен был воссоздать и развозить книги по деревням. Возможно, он и воссоздал бы, и развозил, но вышел казус. Работник сельсовета, пославший в институт заявку на такую библиотеку, успел к приезду Родичкина расстаться со своей должностью. А в деревнях, какие он когда-то перечислил, как нуждавшиеся в книгах, не оказалось не то что читателей, но и жителей.

Но благодаря такому казусу Родичкин получил шанс вернуться в Ленинград. Получив временную прописку, он устроился в знаменитую Публичную библиотеку, снял неподалёку от неё две комнаты на Фонтанке и перевёз к себе мать.

Почему он потом переселился в наш город, Маргарита Филипповна не знала или забыла.

Произошло это почти двадцать лет назад. Павел и его друг Вайнулин ехали на первую в их жизни рыбалку. Дорога вела через наш городок.

Друзья подъезжали к нему зимним утром. По обочинам шоссе стояли, поскрипывая на тощих жердях, щиты с диаграммами роста благосостояния жителей нашего края. А впереди поднималось пологое взгорье, увенчанное белой конусообразной колокольней с нежной окантовкой из бледно-зелёных и розовых зубчатых поясов. Такое умиротворение исходило от неё на округу, на соседний сад с массивным зданием, желтевшем в черноте его оголённых деревьев, на крыши домов, сбегавших по правому склону к городскому массиву, что Родичкин невольно проникся им. С другой стороны возвышенности розовело на солнце ровное пространство – поле под снегом или озеро.

– Это Селигер! – возвестил Вайнулин. – Проскочим сейчас провинциальный городишко, пропилим по берегу километров десять-пятнадцать – и на месте! Мне тесть подробную карту нарисовал.

Ещё Вайнулин что-то пошутил насчёт своего тестя, который дал ему и машину, и рыбацкие снасти, но, уверенный, что у зятя с затеей рыбалки ничего не выйдет, наказал купить пару судаков на местном рынке.

Рынок вскоре возник на пути. Похожий на терем, с весёлым орнаментом под округлыми скатами двухъярусной крыши, он произвёл на Родичкина впечатление оброненного пера Жар-птицы. Родичкин успел разглядеть и витую луковку над крыльцом, и ряды открытых прилавков, заваленных рыбой, и женщин, покупавших её. Бытовая картинка его увлекла.

А когда машина, обогнув подножье возвышенности, въехала на наш главный проспект, с двумя шеренгами подстриженных лип, и за окном потянулись по-петербургски сплошной лентой дома, он засмотрелся на их фасады. Его удивило: колонны провинциальных домов были выдержаны в ордерах. Коринфский! Ионический! Но такие маленькие! Встань на цыпочки – и капитель рукой можно потрогать. «На большие средств не хватало», – подумал Родичкин о прежних хозяевах зданий и возле одной парадной с резными створками двери даже представил такого хозяина, почтенного господина, современника Чехова, в узком драповом пальто, шляпе и с тростью.

Его воображение включилось в привычную когда-то, но забытую им игру: угадывать облик людей по стилю созданной в их время архитектуры. Архитектура открывалась ему пронзительной красотой. Так случается. В моменты, когда у человека ломается жизнь, окружающий мир словно взывает к нему: «Не отчаивайся, у тебя есть я. Посмотри! Я прекрасен!» В жизни Родичкина тогда шла чёрная полоса. Он похоронил мать. Закончилась его временная прописка с правом работы. Последовало увольнение из Публички. Идея отправиться в эти дни на рыбалку возникла у Вайнулина.

В один из вечеров Родичкин ждал его к себе и рассматривал фотографии матери: детдомовские двадцатых годов, где она бритой наголо воспитанницей Ростовского детского дома сидела среди других сирот, прижимаясь плечом к воспитательнице; школьные, где мальчишки с чубчиками и девчонки с бантами теснились уже вокруг неё, сельской учительницы.

Когда пришёл Вайнулин, Павел быстро убрал снимки, но не из-за некоторой скрытности своего характера, а чтобы освободить друга от необходимости сочувствовать ему. С Вайнулиным у него не было недомолвок. Они подружились в Казахстане на целине. Сдержанный Родичкин и шумный насмешник Вайнулин, будущий инженер, тогда уже женатый, оказались в студенческом отряде старше других. Оба отслужили в армии и оба хлопотали о реабилитации отцов, репрессированных в одном и том же 47-м году. Сходство биографий сроднило их.

Вайнулин пришёл к Родичкину с адресами возможной для него работы «по лимиту». Конечно, не библиографом! Он обругал эту специальность, назвал её бабской и вдруг предложил:

– Пашка, да женись ты ради прописки! Фиктивный брак! Найду я тебе такую «невесту»!

В ответ Родичкин неожиданно для себя солгал, что намерен вернуться в деревню Улитино, откуда были родом его отец и дед, и представив, как проберётся на земли предков по сугробам через круто выгнутую поляну «Горбатку», с которой в детстве катался на лыжах, улыбнулся.

Юрка нахмурился.

– В какое Улитино?! Сам говорил, зимой там никто не живёт!

Родичкин засмеялся. Вайнулин посмотрел на него подозрительно.