Кариатиды

А вот так, хотела было ответить Рита воинственно, но промолчала. Не умеют армяне жить по средствам или хотя бы близко к тому. Послушаешь, как они ноют, мол, обирают везде, на родительское собрание в школу сходишь, одни цветы с бонбоньеркой уже ползарплаты, а посоветуй им пойти без, так взовьются!.. Да что собрание, к подруге или родственнице, видишь ли, не заглянешь на чашку кофе, потому что с пустыми ведь руками не пойдешь – а почему не пойдешь? Или купи там цветочек, розу одну, так нет, обязательно букет. И главное, чем меньше заработки, тем больше букеты, такие стали сооружать, величиной с автомобильное колесо (и, кстати, мятые, словно по ним ездили!), не букет, а клумба, и цена соответствующая, а посмотришь, как в дни экзаменов дети к школе тянутся, непонятно, или бенефис примадонны какой, или Бирнамский лес, ну не лес, версальские парки с места снялись. И откуда, спрашивается, деньги? На букеты, на бонбоньерки, на тряпки, наконец? Последний вопрос мучил Риту не первый год, еще в стародавние советские времена, когда получала она вполне приличную по тем понятиям зарплату, она диву давалась, глядя, как какие-то, к примеру, девчонки из бухгалтерии, не моргнув глазом, покупали с рук свитера за четыреста рублей и туфли за двести. Откуда брались подобные суммы? Это так и осталось для нее тайной, и теперь, когда почти никто вокруг зарплаты не получал, и все тем не менее каким-то загадочным образом жили, она вновь ломала голову, пытаясь понять, как же это выходит. Правда, иногда… Вот в данном конкретном случае: двадцать долларов с пациента, и если хотя бы пять больных в месяц на врача в отделении наберется, то доктор концы с концами сведет. Даже если кто-то заартачится, большинство все равно раскошелится… А за что, спрашивается, ожесточилась она вновь, ну за что?! Голая комната, даже постели нет, один матрац да подушка без наволочки, хочешь простыни, плати или свои неси, из дому, питание больничное отменили, лекарства приходится самому покупать, да еще мухлюют, в больничную аптеку посылают, где все на треть дороже, чем в городе, ухода, естественно, никакого, родные присматривают, если, упаси боже, санитарка понадобится или сестра, за каждый раз, когда она нос в палату сунет, в карман бумажку, да что же это такое! Да, еще деньги за свет! Четыре тысячи, в одной палате за год столько света не пожжешь! Вымогатели!.. Но и злясь, она понимала, что и сама волей-неволей будет в эти игры играть, заплатит, как миленькая, никуда не денется, не будет же на мать перекладывать, а переубедить ту никак невозможно, собственно, и самой ей было неловко, ну как не дать, когда смотрят на тебя с ожиданием и явно дают понять… какое дают понять, нынче все открытым текстом, скажут, и глазом не моргнут, нет, она сознавала, что никоим образом не отвертеться, просто пятидесяти долларов лишних у нее не было, конечно, у Ишхана найдутся… поэтому она и злилась, в сущности, медики не виноваты, что их так подставили, более того, Нара, приятельница ее, говорила, что врачам приходится оплачивать стирку тех же простынь. Например. Оплачивать из собственного кармана, в который государство вот уже полгода даже подаяние, иначе не назовешь, класть не желало или не могло, и если б не надо было просить у мужа именно сегодня… Правда, это еще не сегодня. Хотя отцу стало лучше, он уже вставал и ходил по палате, но держать его в клинике собирались до конца следующей недели, понятно, больница у них полупустая, что неудивительно, цепляются за тех, кто уже сюда попал, по собственной воле или против, “Скорая” привезла… Рита на секунду задумалась, ходили слухи, что врачи в больницах платят “Скорой”, чтоб везли больных именно к ним, интересно, правда ли… Хотя какая разница…

– Найду я деньги, не переживай, – сказала она матери. – А что завтра принести?