Карибские каникулы, или Метанойа

Анжела достала записную книжку, где у нее были записаны телефоны всех клиентов, и потянулась к телефонной трубке. Опередив ее на долю секунды, телефон громко зазвонил. От неожиданности Анжела вздрогнула, выронила книжку из рук и поспешно сняла трубку.

Голос, который она услышала, она узнала бы из миллиона других голосов. Не сказать, чтобы он был особенно неприятным, нет. Напротив. Он был низким, глубоким и слегка вкрадчивым. Бархатный такой голос. Но на Анжелу он подействовал как гром среди ясного неба.

– Добрый вечер, Анжела Юрьевна! Как поживаете? – сказала трубка. Анжеле захотелось закрыть глаза, заткнуть уши и опрометью бежать подальше от телефона, прочь из дома, из города, куда угодно, лишь бы не слышать этого голоса. Голоса, от которого она вся сжималась в комок и начинала дрожать, как былинка на ледяном ветру. Не дожидаясь ответной реплики, трубка продолжила: – Я уж было начал беспокоиться, не захворали ли вы, дорогая моя. На работе не бываете, все дома да дома... Может, помощь какая нужна? А, Анжела Юрьевна?

– ...

– Ну, я так и знал, что здоровы. Вы же еще такая молодая, откуда болезням-то взяться? Просто устали, наверное?

Анжела наконец нашла в себе силы ответить собеседнику.

– Э-э-э... да не то чтобы... – промычала она и снова замолчала.

– Вот и ладненько, Анжела Юрьевна, вот и ладненько. А я вам как раз дельце одно подобрал, чтобы не хандрили, не скучали. – Тут Сергей Петрович взял одну из своих любимейших нестерпимых пауз, и у Анжелы внутри все похолодело. Она попыталась вернуть себе присутствие духа. Казалось бы, что тут такого? Ну замолчал человек, и что из этого? Помолчит немного и снова заговорит, ничего страшного. Эка невидаль! Но Сергей Петрович молчал по-особому, жутко как-то молчал. Так, что ледяные мурашки по всему телу, противный ком в солнечном сплетении и полуобморочное состояние.

Помучив Анжелу несколько секунд, Сергей Петрович продолжил:

– Да даже и не дельце это, а так, развлечение. Поездочка в теплые края. Прокатитесь, развеетесь... Да не бойтесь, всего на пару дней. Погуляете, морским воздухом подышите. Глядишь, и спать лучше станете. Как вы, кстати, спите сейчас? Неважно?

– Куда ехать-то? – еле выдавила из себя Анжела. Ее словно парализовало. Она не то что говорить, думать почти не могла. – И не могу я ехать... работа у меня, дела... Чего это вдруг я поеду куда-то? Мне здесь надо...

– А вы не торопитесь с ответом, милейшая Анжела Юрьевна, не торопитесь. Обдумайте все хорошенько. Может, с бабушкой посоветуетесь...

Комната поплыла у Анжелы перед глазами. Диван и шкаф стали вдруг какими-то текучими и бесформенными, потеряли устойчивость, слились воедино и, образовав что-то невразумительное, стали надвигаться на Анжелу всей своей совместной вновь приобретенной массой. Голова у Анжелы закружилась, и она потеряла сознание...

На этот раз бабушка Анжеле почти ничего не сказала. Она просто появилась и молча смотрела на внучку очень печальными глазами, которые казались слишком грустными и задумчивыми для ее все еще молодого лица. Говорила в основном Анжела. Даже не говорила, а кричала. Она взывала к бабкиной совести, спрашивала, как старуха могла сотворить такое, просила объяснить, что ей, несчастной внучке, теперь делать, требовала рассказать, что будет дальше.

Анжела так орала, что в итоге потеряла голос и только беззвучно, как рыба, открывала рот, продолжая напрасно напрягать голосовые связки. Старуха сделала ей знак успокоиться и жестом фокусника выудила прямо из воздуха большой лоскут полотна. Она взмахнула рукой, и ткань раскрылась, разгладилась, заиграла многоцветьем радужных красок. Она искрилась и переливалась, и Анжела стала присматриваться, желая получше разглядеть красивый рисунок.

Она увидела, что полотно состоит из множества толстых и тонких нитей, замысловато переплетающихся между собой и образующих великолепный орнамент. Все нити были разных цветов, светились и гармонично сочетались, объединяясь в единый узор. Зрелище было настолько красивым, что Анжела замерла с открытым ртом, забыв и про бабку, и про собственные неурядицы.

Вдруг в одном месте Анжела заметила неприглядную черную нитку, коряво вплетенную в орнамент и меняющую общий вид полотна. Она выглядела точь-в-точь как производственный брак в рулонах с тканью, которой торгуют в специальных отделах промтоварных магазинов. Анжела не раз бывала в отделе под названием «ТКАНИ» и наблюдала, как продавцы отрезают от огромных неподъемных рулонов шерсти или льна куски, предварительно отмерив их большой линейкой. Там, в магазине, встретив такую инородную нить среди ровного переплетения красивых гладких волокон, продавец отрезал непригодный кусок и выбрасывал его в отходы. Такое полотно в продажу не шло.