Карибские сокровища

Но вот не прошло и пяти минут, как мы все, как один, сидим торчком в своих постелях, словно поднятые по тревоге. Представьте себе, что вы устроили ночлег где-нибудь в африканской саванне и вдруг услышали рев львов. Если вам не приходилось слышать львов, ревущих на весь вельд, воображение подскажет вам совсем не тот звук: ничего львиного в нем не будет, потому что он точь-в-точь похож на рев обезьян-ревунов. Ничего другого не скажешь про этот рокочущий, реверберирующий, усиленный собственным эхом рык. Это голос неимоверной мощи и своеобразия, и у меня он всегда вызывает благоговение, смешанное с ностальгией, острую тоску по миру, каким он был сотни лет назад, когда на Земле царила только Природа и голосу ее вольных детей смиренно внимали все животные, большие и малые. Слыша этот рев, я мечтаю провести всю оставшуюся жизнь в тех местах, где хотя бы раз, днем или ночью, я обязательно услышу в торжественной тишине крик обезьян-ревунов: ведь это один из самых великолепных, незабываемых голосов в природе.

К восьми часам утра мы подошли к местечку под названием Кронинген (правильно произнести его могут только сами голландцы). Это был последний оплот цивилизованного мира. Оттуда идет дорога в Парамарибо, а дальше по берегу реки разбросаны фермы индийских или малайских поселенцев, куда добраться можно только на лодке. Мы купили про запас еды и топлива и двинулись дальше. В полдень единственный цилиндр нашего мотора приказал долго жить, и мы оказались в лодке, которая дрейфовала и кружила посередине реки, как игрушка приливных течений, достигающих этих мест. Пересказывать наши мытарства было бы скучно — у всех у нас и дома предостаточно подобных историй; скажу только, что в половине четвертого мы снова завели мотор и прошли приличный отрезок пути вниз по реке.

Сейчас мне хочется на минуту вернуться к прошедшим трем месяцам. Во время подготовки экспедиции в Парамарибо мы потратили кучу времени на изучение карт и на беседы с немногими людьми, которые знали те места, — насколько это в принципе возможно, а как выяснилось, весьма приблизительно. Это были люди, связанные с наукой или интересующиеся ею. Те, кому приходится заниматься научной организацией какого-нибудь дела — топографией, сельским хозяйством и даже медициной, — дадут вам гораздо более надежную и точную информацию о малодоступных уголках всех великих стран, поросших бескрайними джунглями, чем правительственные чиновники или местные представители торговли. Конечно, еще лучше посоветоваться с библиотекарями научных обществ, которые вообще не бывали дальше своей Европы или Северной Америки, но их, к сожалению, не всегда можно найти.

В Парамарибо все наши советчики единодушно утверждали, что от поймы, то есть расширения реки Сарамаки, к устью Коппенаме можно пройти, только дождавшись четырех часов утра, когда утихает пассат. Это мнение твердо вбили нам в головы.

Однако в семь тридцать вечера, когда наш коварный цилиндр работал как ни в чем не бывало, небо было безоблачное, а ветер улегся, впереди уже был виден открытый океан. Мы немного усовершенствовали рулевое управление, и все были очень довольны собой. Пообедали, потом я справился по карте, увидел, что между устьями обеих рек лежит только небольшой мыс, и решил, что нам ничто не мешает продолжать путь при ярчайшей луне. Так мы и шли, пока предательский цилиндр не начал фокусничать. Собственно, я принял решение лично, не посоветовавшись ни с Альмой, ни с Фредом, но они молчали, и я принял молчание за знак согласия.

Дальний берег реки отступал, и морская гладь расстилалась перед нами все шире. Я дал команду скатать брезент на лодке и закрепить скатку на гребне каркаса для уменьшения парусности на случай, если поднимется ветер. Мы убрали лишние вещи и, пристально глядя вперед, чувствовали себя морскими волками. Довольно долго мы шли без всяких приключений примерно в ста футах от левого берега, который быстро превращался в прибрежную приливно-отливную полосу. Потом я заметил прямо по носу отсвечивающую в лунном сиянии илистую отмель и круто взял влево, чтобы ее обойти, но отмель никак не кончалась. Она становилась все шире, и мангровые заросли на берегу отступали от нас все дальше. Немного погодя мы едва не сели на мель; пришлось снова сильно забрать вправо. Это повторялось несколько раз кряду, пока мы не оказались далеко в море, а мангры — далеко на горизонте.

Спустя еще полчаса мы заметили, что даже при самом ярком воображении не можем считать, что все еще находимся в реке Сарамака. Правый берег ушел в сторону и остался далеко за кормой, но по левому борту еще тянулась вдалеке линия мангровых зарослей. Кое-какие морские термины рассчитаны на то, что вы поверите в нашу морскую сноровку, для чего вам понадобится вся доверчивость, на какую вы способны. В девять часов, после тщетных и многократных попыток идти левым галсом или хоть чуточку свернуть влево, мы кончили тем, что врезались в илистую отмель, и тут же наш цилиндр опять начал барахлить. Я приказал Андре взять шест и промерить глубину под килем.