Карибские сокровища

Мы провели в коридоре некоторое время, отлавливая летучих мышей. Наконец добрались до очень узкого места, так что дальше пришлось ползти на четвереньках, и мы все ввалились в фантастический мир совершенно неожиданно, не подозревая, что нас ждет. Если бы мы просто спустились вниз из мира солнца и сверкающих колибри в царство тьмы и каменных стен, то постепенно привыкли бы к иному миру, но очутиться вот так, словно провалившись в природную западню… Нас поразил контраст двух миров. Мы стояли, зачарованные и оглушенные, перед воплощенной гравюрой Доре — со всеми подробностями, не исключая и крылатых бесовских полчищ.

Мы оказались у подножия «обрыва», который пересекал пещеру невдалеке от ее входа. Вы знаете, что при свете дня все окна в домах кажутся темными и снаружи нельзя ничего разглядеть даже в хорошо освещенных комнатах. В пещере, когда заглядываешь в нее с обрыва, яркий полуденный свет за спиной мешает видеть глубину зева. И вот теперь, углубившись в тень, мы смогли рассмотреть громадную пещеру, освещенную падающим сверху дневным светом.

Заливавший пещеру свет был ярко-зеленым, и не только по ощущению — позднее, проявив пластинки, Альма убедилась в этом. Свет был сильный, едва переносимый для глаз, и все же почти ничего не освещал: казалось, этот подземный мир поглощает свет. Свод, круто вздымавшийся футов на семьдесят вверх, утопал во тьме; справа и слева подступали высокие каменные бастионы; впереди были видны лишь нагромождения камней, изрытые черными провалами теней.

Местами карнизы едва виднелись и, казалось, были готовы рухнуть от тяжести наслоений какого-то темно-бурого вещества. Вещество еще более непроницаемой черноты стекало с карнизов по гладким стенам и образовывало маленькие насыпи внизу на неровном полу. Сам пол был разъят глубоким провалом, начинавшимся справа от нас и расширявшимся вглубь; все остальное дно пещеры было поглощено пропастью и терялось за гранью следующего обрыва. Из глубины провала торчали зубцы скал, увенчанные мягкими шапками того же темно-бурого, гладкого на вид вещества. Но самое поразительное зрелище представлял собой миниатюрный лесок, какой можно обнаружить разве что на самой отдаленной планете. Это была поросль высотой фута три, состоявшая целиком из прямых, стройных, тоненьких и практически лишенных листьев стволов белого и ярко-желтого цвета, которая поднималась только на горизонтальных карнизах и тянулась прямо вверх. Растеньица укоренились в мягком буром осадке на полу и на карнизах, казалось, что их ярко-белые стволики растут прямо в воздухе, ни на что не опираясь; они тянулись вверх, как по струнке, безмолвные, недоверчивые и подозрительные, словно сторонясь друг друга, — призрачный лес в чуждом, нездешнем мире.

Здесь, должно быть, всегда царила мертвая тишина, но сейчас ее сменил оглушительный шум. Во тьме над нашими головами разразилась буря, поднятая взмахами и хлопаньем крыльев сотен крупных крылатых существ, которые метались, задевая крыльями за стены, скреблись и дрались за места на карнизах, роились в воздухе, лишь изредка спускаясь ниже полога тьмы. Они теснились в темноте, под сенью нависшего свода. Вырываясь из тьмы, они воспринимались как мгновенные проблески тускло-серого цвета с парой заостренных крыльев; мелькнет — и нет. А внизу, в непроницаемой тени, вились бесконечные вереницы всполошенных летучих мышей.

Я не сумею описать эту непостижимую слитность безмолвия и дикого шума. Шум был оглушительный; и все же, то ли благодаря акустическому эффекту «ванной комнаты», рождающему эхо, то ли из-за прямо противоположного действия темно-бурых масс, место было залито свинцовой, тяжкой тишиной. Иногда резкие крики над головой вдруг затихали; тогда кругом воцарялось могильное безмолвие, в котором все же ощущалось бесконечное круговращение летучих легионов внизу, в черноте теней, и скорее угадывалась, чем слышалась, многоголосица тоненьких попискиваний. В этом жутком обиталище не было ничего, чему можно было бы подыскать сравнение в нашем нормальном мире, но я все же попытаюсь провести вас по нему, указывая вам на подземные чудеса точно так же, как это делали мы, попав в пещеру впервые.

Скажу прежде всего, что бурое вещество, устилавшее все вокруг, было, как и следовало ожидать, гуано, только довольно необычное — его залежи почти целиком состояли из несчетных миллионов высохших орешков или семян, при этом лишь двух видов: одни — длиной в два с половиной дюйма и по форме напоминающие ромбовидный леденец, другие — мелкие, круглые и покрытые волосками, что-то вроде невзрачного крыжовника. Все они были смешаны с рассыпчатой массой цвета ржавчины, насыщенной мелким мусором неведомого происхождения и множеством мельчайших камешков, не крупнее дроби для духового ружья. Напомнив, что все эти залежи прошли через пищеварительный тракт каких-то живых существ, я хочу дать вам представление об их грандиозности.