Карибские сокровища

Если вы затерялись в зеленом покрове, то дело принимает серьезный оборот, уверяю вас: я сам плутал в лесах несколько раз, последний раз всего три дня назад. В настоящих джунглях совершенно нечего есть — ни листка, ни плода, и я хотел бы посмотреть на того, кто поймает достаточно живности, чтобы поддержать силы. Частенько там и воды не найдешь. Я знаю одного местного жителя, который заблудился всего в трех сотнях ярдов от лагеря, мало того, потерял голову от страха и пошел не туда. Он проблуждал четверо суток, пока, по счастливой случайности, не набрел на тропу, которая и вывела его к дому. За все время он съел один пальмовый орех и напился всего три раза. Джунгли отнюдь не изобилуют «индейскими поселками» и вовсе не изрезаны «охотничьими тропами».

Стоит вам захватить в лес побольше припасов, выбрать для жилья место возле хорошей питьевой воды, подальше от своих соплеменников — и можете ничего не бояться. Вы будете жить в полном мире и здравии. Крупные кошки и змеи — самые респектабельные и достойные уважения соседи, и, если вам не вздумается заигрывать с крокодилом или играть в футбол осиным гнездом, никто не причинит вам ни малейшего вреда.

И наконец, джунгли могут быть просто красочным фоном. Можно ли надеяться, что я рассеял все ваши ложные представления? Если описывать джунгли как кулисы и задник в театре, то лучше всего для этого подходят верховья Коппенаме, где декорации разворачивались перед нами нескончаемой чередой, пока мы медленно, пыхтя мотором, шли к югу вверх по течению.

Представьте себе широкое пространство блестящей, прозрачной темно-коричневой воды четверть мили шириной и мили две длиной. Оно кажется озером, но если вы пойдете назад или вперед, то увидите, что строй деревьев на одном берегу выдвигается из-за другого берега, как будто открывается коробок спичек. Это не озеро, а всего-навсего один из поворотов великой реки, скрытый от соседнего изгиба противоположной излучиной берега. По одну сторону «озера» могут расти на высоком берегу обильные травы, из которых тут и там выглядывают небольшие красные обрывы, увенчанные громадными зелеными лилиями или ажурными бамбуками, кивающими над стремниной. А на другой стороне — сплошной бастион из блестящей зеленой листвы, высотой сотню футов, кое-где прорванный прорехами — черными и зияющими, словно жерла пещер. Внизу у каждой такой прорехи, похожей на разверстый зев, вы увидите ослепительно белый скелет дерева, жалобно тянущий иссохшие «пальцы» вверх из темной, как коньяк, воды.

Затем откроется залив, заросший пальмами, которые стоят на сплошном ковре из невысоких ярко-зеленых растений, похожих на капусту, — когда волна от лодки прокатывается под ними, они колышутся, вздымаясь и опадая. Дальше протянулись лентой тонкие, белоствольные деревья, склонившиеся над водой от тяжести громадных волосатых листьев кроны, усеянной дурацкими желтенькими цветочками, около которых, гудя, увиваются полчища пчел.

Подчас зеленая стена довольно далеко отступает от берега, оставляя место для громадного древесного мамонта, высоко вознесшего свою крону. Его гладкий ствол на сотню футов лишен ветвей, и там, наверху, во все стороны торчат похожие на трубы теплоцентрали громадные сучья, увешанные массой серебристых, развевающихся на ветру лишайников длиной по двадцать футов. Над водой проносятся зимородки величиной с ворону, а на кустах восседают, уставившись на вас, громадные черные птицы со змееобразными шеями. Солнечный свет щедро заливает сверху этот бесконечный карнавал неповторимого и не повторяющегося зеленого великолепия.

Мы построили свой новый дом на высоком берегу, с которого открывался точь-в-точь такой вид. Берег сплошь зарос стофутовыми деревьями, и нам пришлось свалить трех гигантов, чтобы прорубить «окно» к реке. Мы прожили пять недель в этом мире, отрезанные от всего человечества с его заботами. Днем мимо нас среди тихо дышащих на солнце зеленых обрывистых берегов струилась коричневая вода; ночью над деревьями всходила, словно хромированная, луна, бросая на воды ярко-золотое отражение. День сменял ночь, а вода все струилась — вот так, должно быть, она текла бесконечные века, задолго до нашей цивилизации. Мы жили той жизнью, для которой человек поистине предназначен, — жизнью человекообразных обезьян.

Мы познали вкус лесной жизни в первое же утро, когда были заготовлены молодые деревца для постройки домиков.

Меня разбудили яростные вопли Ричи. До меня донеслось:

— Бр-р-р-р! Придушу! — Дальше следовали куда менее пригодные для печати словесные залпы.

— Что случилось, Рик? — окликнул я его из-под противомоскитной сетки.

— Они хлеб воруй, сэр, — возопил он.

— Кто? — простонала Альма, которая в полусне поняла, что дело касается ее личной епархии.

— Обезьянки-янки, очень ужасно много, сэр!

— Обезьянки-янки? — Мы не поверили своим ушам и выскочили из постелей.