Карибские сокровища

Воодушевленные этой удачей, мы поспешили выкарабкаться наверх и сделать в угасающем свете дня все нужные нам фотографии. Для этого нам пришлось привязать птицу за лапки к упавшему дереву – ноги у нее оказались такими коротенькими, что стоять на горизонтальной поверхности она была совершенно неспособна. Мы обращались с ней очень бережно, но, когда фотопортрет был снят, птица закрыла глаза нижними веками и отрыгнула все, что было ею съедено. Ела она, должно быть, не позже, чем прошлой ночью, но размеры кучи орехов, которую птица извергла, нас просто поразили.

Птица отличалась своеобразной, зловещей красотой: темно-бурого цвета, вся в белых пятнышках, с громадными черно-золотыми неподвижными глазами на сплюснутой головке, в которых застыло недоброе выражение; громадный рот раскрывался от уха до уха и был окружен жесткими ресничками; он напоминал клюв орла или коршуна. Хвост раскрывался как веер, а крылья были узкие, заостренные. От птицы исходил душный, мускусный запах, оказавшийся крайне неприятным, удивительно прилипчивым и поразительно стойким.

Когда мы отпустили пленницу, – а сделали мы это с удовольствием, и не только потому, что она принадлежит к охраняемому виду, но и потому, что птиц мы не собираем, – она полетела в громадную пещеру, которая служила ее древнему роду убежищем от мира и, не сомневаюсь, привыкла к жутковатым голосам этих птиц задолго до того, как мир услышал о человеке.

IV. Лунный свет в кронах пальм «Бедняжка-я», лопающаяся лягушка и бромелиевые

Если вы взялись ловить животных, будьте готовы к разочарованиям. Вы выступаете в поход, нагрузившись банками, пробирками, ружьями, сачками и сетями, обследуя каждую кочку на громадной территории, и возвращаетесь с пустыми руками в лагерь, где узнаете, что повар поймал редчайшую змею в вязанке хвороста. Самый верный способ искушать судьбу – это отправиться на поиски определенного животного со снаряжением, специально для этой цели предназначенным. Стоит вам выйти в лес с сачками и высокими бутылками для ловли лягушек, как вы непременно наткнетесь на ящерицу, которую надо ловить удочкой, или на россыпь крохотных водяных клещей, которых не изловить без тонкого пинцета и не сохранить без маленьких пробирок. А уж с огнестрельным оружием такое творится – хуже некуда. Конечно, я не охотник на крупного зверя, но могу по пальцам пересчитать случаи, когда мне пришлось стрелять из винтовки, если я брал ее с собой. А вот сколько раз мне случалось сидеть с охотничьим дробовиком на коленях и наблюдать крупных животных, которых добыть можно только выстрелом из винтовки, я даже не решаюсь сказать – их попросту не перечтешь. Оставалось смотреть, как они спокойно расхаживают под самым носом, словно позируя в живых картинах на лоне природы. Но почти не было случая, чтобы я, выходя с пустыми руками – просто подышать воздухом, не возвращался домой со спичками и сигаретами «россыпью» в карманах, в то время как освобожденные от них пачки и коробочки, футляр от очков, носовой платок и порой даже моя рубашка были битком набиты разнообразной добычей.

Однако встречаются редкие исключения из этого правила, и их запоминаешь надолго. Один такой случай произошел на горе Арипо в тот день, когда мы проверяли и упаковывали все свои коллекции и снаряжение. Может быть, мы таким образом обманули судьбу.

Мы только что отобедали, и делать было нечего. Невероятных размеров луна плыла прямо над головой в пене облаков, словно в волнах темно-синего океана. Лес застыл в безмолвии под алюминиевой фольгой лунного света; громадные розетки листьев паразитических лиан глядели прямо вверх, раскрывшись, словно тысячи губ, пьющих лунный свет. Ночь была не беззвучна, но только не умолкающие голоса насекомых неслись из густой, черно-лаковой темноты теней. Лес, громоздившийся вокруг нас амфитеатром, казался кружевным филигранным узором, вырезанным яркими лучами луны из непроглядной тьмы.

Мы с Альмой побрели, взявшись за руки, по тропинке, ведущей к ущелью, стараясь двигаться как можно бесшумнее – нарушать очарование тропического ночного леса казалось святотатством. Вторжение человека в нетронутый мир такой красоты кажется мне прискорбным, и нам, вырывающим из него горсточку законных его обитателей, нет оправдания, как нет прощения и промышленникам, которые сметают всю эту красоту с лица земли и оставляют взамен кучи мусора и неизбежную, неизбывную, уродливую нищету.

Но вопреки всем уверениям в могуществе природных инстинктов, под тонким слоем восхищения, которое мы испытываем или заставляем себя испытывать при виде красот природы, таится одержимость цивилизованного человека и прочие его страсти. Я говорю это потому, что мне глубоко стыдно, и я от всего сердца каюсь в том, что произошло тогда среди волшебной прелести лунной ночи.