Капибары лениво паслись или лежали в траве, как стадо послушных свиней. Вдруг из лесу справа от нас донесся шум – как будто танк ломился через заросли. Что-то трещало, хлюпало, ломались сухие сучья, рушились стволы. Капибары отступили к реке, а мы встали, чтобы было лучше видно. Шум приближался, перерастая в рев; внезапно с берега низвергся водопад, несущий мусор, обломки сучьев и мелких стволов. Поток разлился по ровной пойме и, змеясь, побежал к реке. Новая река вырвалась из леса, пробивая и расчищая себе путь.
Тут мы заметили второй поток на том берегу, позади нашего лагеря, за ним – третий, а там и четвертый. Они наступали на нас со всех сторон, перекрывая путь отступления к лагерю. У нас часа четыре не было дождя, но теперь мы поняли, почему трава так густо росла в этом прелестном каньоне среди деревьев. Да это просто-напросто два русла притоков нашей речушки! Потоп настигал нас, и, когда мы добежали до постелей, вода уже подступила почти к самым матрасам.
Было далеко за полночь, когда мы кончили спасать свои пожитки и сами устроились в своем ковчеге. Утром, на заре, мы ушли оттуда вместе с последними водами схлынувшего потопа.
XIII. Затопленный лес
В кекропии с ленивцами. Поиски летучих мышей
Произошел уникальный случай: мы заглушили протестующий мотор по собственной воле и оказались на закате под необъятным сводом зелени, примерно в двух милях южнее слияния Вайумбо и Коппенаме. Речка Вайумбо похожа на шараду: начала у нее нет, зато есть два конца, и течет она в двух разных направлениях. Она соединяется с реками Никери и Коппенаме, извергая в обе стороны массы воды с плавающим лесным мусором. Все побережье Суринама обрамлено обширной ровной поймой, всего на несколько футов возвышающейся над уровнем моря, но большей частью лежащей ниже уровня крупных рек, пересекающих ее. Реки текут среди берегов, приподнятых над равниной благодаря постоянным наводнениям и отложенным этими потопами наносам из ила и разного рода плавника.
Выходя на берег, я уронил ценные часы, и они канули в ил, потом, затачивая мачете, порезал руку и, наконец, присматривая за огнем, обжег колено, так что, когда полил дождь, я окончательно вышел из себя. Брезент протекал, и обед был испорчен. Топливо для костра все вышло еще до наступления темноты, а наши коллекторские банки и склянки были забиты «уловом», требующим безотлагательной обработки. Было ясно, что под проливным дождем нам не удастся ни построить мхупа, ни вообще заночевать на берегу, и яхта, вполне комфортабельная в обычное время, внезапно оказалась набита битком.
Нам понадобилась сулема, чтобы законсервировать паразитических червей, найденных у добытой обезьяны, и пришлось перебросить половину груза на лодке, пока мы не нашли ящик с баллонами под номером 11В. Я поручил это дело Ричи, который явно бездельничал. Он снова все перебросал, а глисты все ждали, пока наконец Ричи с кряхтеньем и стонами не раскопал ящик 2В. Этот славный парень вечно путал римские цифры с арабскими и наоборот, при этом одинаково легко! Но стоило Ричи просунуть голову к нам в яхту, как Альма накинулась на него, спрашивая, почему не вымыта посуда. Ричи благородно свалил на меня всю вину, сказав, что я заставил его заниматься глупостями, и это отнюдь не разрядило обстановку. Когда наконец мы отыскали ящик ИВ, то обнаружили, что по моей непростительной халатности едкая сулема оказалась в баллоне с цинковой крышкой, которую, конечно, разъела. В довершение всего баллон был обжигающе горячий – в результате реакции с цинком. Да, это была ужасная ночь! Как только наши трофеи были рассортированы и Фред начал их обрабатывать, я схватил ружье и спасся бегством.
Лес местами стоял среди неглубоких разливов, с деревьев капало после проливного дождя. Меня встретили тучи комаров и бесконечные заросли пальм с чудовищно длинными, тонкими черными шипами, которые не только покрывали стволы, но и полосками и пучками прятались под черенками листьев. В этом затопленном лесу деревья были невысоки, и над ними вставала ярчайшая, ослепительная луна, освободившаяся из плена штормовых туч.
Я шарил вокруг с большой осторожностью, обнаружив, что почти в каждой пальме затаился громадный угольно-черный паук с оранжевыми кончиками лапок. Эти чудища сидели вниз головой на высоте около восьми футов как раз в том месте, откуда веером расходились громадные листья. Когда я направлял на паука луч фонаря, он приподнимал переднюю пару ног и вертел ими, как балерина, которая, лежа на спине, делает упражнение «велосипед». Потом снова хлынул дождь, и тут я понял, что потерял всякое понятие о направлении.
Я уже собрался испустить пронзительный вибрирующий крик, каким мы перекликаемся в лесу, – только такой вопль в силах преодолеть глушащий все, как перина, эффект густых зарослей, но вдруг недалеко впереди меня что-то зашевелилось в необычно густом подросте.