Карибский кризис

Я не знал, как теперь она отреагирует на моё появление, дрогнет ли её голос, когда она ответит на первые слова, которые я ей скажу. Конечно, она уже не та, что была раньше, и было бы, конечно, неправдоподобно, если бы она всё это время ждала моего проблематического возвращения — учитывая печальные обстоятельства нашего расставания. Было абсолютно ясно, что даже наша любовь уже не имеет никакого значения: Таня стала матерью, и её обязательства перед её нынешним мужем имеют гораздо большее значение, чем когда-то существовавшие чувства, эти призраки прошлого. Но это не останавливало меня; и побуждения, заставившие меня сделать эту отчаянную попытку вернуться к Тане, были слишком повелительны, чтобы им могли помешать какие бы то ни было соображения. То множество чувств, которое возникало во мне, когда я думал о ней или когда я ощущал рядом с собой её присутствие, не могло быть заменено ничем. В теперешнем хаотическом мире, которому мне было, в сущности, нечего противопоставить, так как всё, чем я сейчас располагал, оказалось вялым и неубедительным или недостижимо далёким, её существование возникало передо мной, как единственный воплощённый мираж. Её жизнь, заполнявшая моё воображение, перерастала его и возникала там, где всё мне казалось чуждым или враждебным. Я чувствовал вокруг себя пустоту, и твёрдо знал, что никто, кроме Тани, не заслонит меня от неё. Я искал у Тани моральной, чисто женской поддержки, я, хоть и находился в окружении не чуждых мне людей, очень устал от одиночества и отчаяния, — ведь никто из окружающих меня женщин не был близок мне на 100 %. У всех существовали какие-то запасные варианты, а также присутствовала готовность в любой момент этими вариантами воспользоваться. На 100 % верна мне была лишь Таня. И я думал, что теперь, почему-то именно теперь, я заслужил право на её прощение.

«Врага прежде всего надо лишить жизни», — так говорят настоящие воины. Я пока не знал, приду ли к Иосифу, чтобы предъявить права на Таню, либо сначала согласую с ней свои действия, но был уверен, что так или иначе она перестанет быть его женой, чтобы стать моей.

И когда я смотрел на дорогу, на чёрные силуэты деревьев, проносящиеся за окном, я вдруг подумал, что смысл всех произошедших со мной потрясений последнего года только в этой нынешней поездке, которая, положа руку на сердце, напоминает бегство. Я вздрагивал при мысли о том, что меня ждёт утром — что предпримут мои компаньоны, когда узнают, что я ослушался их и остался в Волгограде. Я познал власть страха, леденящего дыхание и парализующего волю.

Близился рассвет. На востоке ширилась оранжево-алая полоса. Словно мираж, таяли видения этой ночи. Радио «Шансон» продолжало транслировать песни «бардов»:

«Белла, не ломайся,
Не рассказывай мне майсы!
Помнишь, Белла, как в Херсоне
Мы давали изумительный гастроль?!
„Хрусты“ летели и летели,
А мы с тобой давно вспотели,
Мы танцевали нежный танец „карамболь“.

А потом прощались

Темными ночами.
Надо было что-то где-то
И кому-то вставить в бок.
Но мой знакомый опер — сука
Меня замел в тот день у Дюка,
И нам пришлось с тобой расстаться —
Вышел срок».

Опереточный вздор этой песни, воспевающей псевдоромантику блатного мира, напомнил мне о воздушном замке грёз, растворяющихся во мраке действительности. Опускался занавес, похожий на красные бархатные портьеры ресторана «Волгоград», куда я не заглядывал после той встречи с Таней и её мужем, гасли свечи, банкноты превращались в пепел, игра подходила к концу.

Эпилог

В этом месте записи Андрея Разгона прерываются. Последнее, что было описано им — это события ночи с 27 на 28 апреля 2005 года, а именно автомобильная поездка из Москвы в Волгоград. Утром 28 апреля произошло то, чего он больше всего боялся и что он всеми силами пытался предотвратить, начиная с декабря 2004-го, когда он воспользовался общественными деньгами Экссона, чтобы спасти свой волгоградский бизнес.

Конец восьмой книги. Продолжение следует.

Примечания

Произведение имеет самостоятельное значение, но в то же время является очередной книгой романа «Реальные истории»: «Карибский кризис» с предыдущими семью книгами связывает общность героев и преемственность сюжетных линий.

История, обошедшаяся автору в $10 миллионов!