Карикатурный идеал

Школа была превосходная: в ней "Алмазов занимался с мальчиками, — жена его Вера Николаевна обучала девочек"; а дома у них, вероятно, хозяйствовала экономка. О. Алмазовым "были выписаны картины свящ" енной" истории Шнора и развешаны по стенам", на что он, мимоходом заметим, едва ли имел право, так как картины эти, кажется, не одобрены для сельских школ. Вера Николаевна "завела рукодельную — первые работы детские положено было начинать с украшений для образов своего дома", — "так шли дела", как "вдруг недели через три приезжает в школу инспектор народных училищ", который получил это место "по просьбе губернатора" за то, что был "исполнителем поручений губернаторши". Чиновник министерства народного просвещения тотчас же столкнулся с о. Алмазовым, а потом, погостив у Кашеваровой и повидавшись с Болтиным, "либеральный представитель министерства народного просвещения" предоставляет учительские обязанности нигилисту Болтину и нигилистке Кашеваровой и даже считает это "себе за честь". Каждый, кто имеет хотя малейшее понятие о личном составе людей, служивших по министерству народного просвещения, легко может судить, насколько это типично и похоже на дело? Алмазов летит в уездный город жаловаться на инспектора, но там ему отвечают: "Что делать — время такое". Тут явная несообразность, потому что в уездном городе на инспектора жаловаться некому; Алмазов трогает губернский город: опять пошел в ход советник, и опять успешно: архиерей Хрисанф обещал "лично рассмотреть это дело".

Меж тем нигилисты свирепствуют, и в школе царят ужасы: там водворился Болтин с собакою, которая постоянно лежит у его ног, и "сумасбродная женщина Кашеварова": они встают и уходят не крестясь; дети забыли при них молиться богу, а между тем их хвалят в газете, издаваемой кем-то "с птичьею фамилиею" (по скромности не сказано: Воробьев, Соловьев, Скворцов или Галкин). Это махинации Лужина, "мещанина из канцелярских служителей" (и чина такого нет). — "К этим убийцам детей присоединяется все враждебное Алмазову и даже бывший благочинный" (205)… Вот какое "народное развращение" (sic! 204) устроил инспектор! Но пока одно дело портилось, — другое налаживалось стараниями Алмазова (215): он скоро "поздравил Веру Николаевну с больницею в селе"… Точно император Вильгельм поздравляет императрицу Августу с разгромом Франции. А тем часом наезжает и архиерей Хрисанф, и наезжает без келейника, — и потому "и (218) особых хлопот по удобрению келейника не нужно". Архиерей приехал просто и заговорил просто: "Вижу, что храм божий вы любите, но любите ли вы бога? Есть примеры, что люди строят церкви и украшают их, а все-таки плохие христиане" — "враги добра и любви". Потом он зашел в школу, увидал там Кашеварову с ее скелетом (портрет Сеченова она, должно быть, сюда не принесла) и только что возвратился в губернский город, как Болтин с Кашеваровою были изгнаны, а школа опять перешла к Алмазову. Этот опять к советнику, с просьбою об открытии двух ярмарок в его приходе, с тем чтобы доходы от этих ярмарок употребить на постройку домов для священнослужителей. Об известном вреде ярмарок для сельских нравов о. Алмазов не подумал. Радением и, надо полагать, большим влиянием советника в губернии и это дело сделалось: Алмазов на доходы ярмарочных статей построил все дома и себе "построил еще две комнаты и украсил еще лучше дом, в котором жил" и в котором был намет с крестом над письменным столом в его кабинете. Потом он посылает "теплый возок тройкою" за своими родителями, чтобы они к нему переселились. Пономарь с пономарицею, взглянув на возок, заплакали, а когда сели и обложились подушками, проговорили: "Эко царствие-то небесное!" (224 — 225). Тепло старичкам показалось — и забредили. Покатили они "с колокольчиком", что присвоено, нужно заметить, одним должностным лицам да почтовой гоньбе, и "70 верст было переехано". В Быкове дряхлому пономарю вручают "устроить хор певчих"… Надо полагать: хорош хор мог устроить "старый пономарь"… Алмазова выбирают благочинным; священник Мансветов (опять известная фамилия) говорит речь, в которой (231) признается, что он жил "не потому, что жилось ему, а потому, что хотел и старался жить". Далее (232) он же заявляет, что "лет сорок тому назад и десятой доли не причащалось, что ныне". Автор, вероятно, не замечает, что, значит, дела идут не хуже, а лучше…

В новом положении о. Алмазов запирается в свой кабинет, садится под балдахин с крестом и пишет записку об улучшении быта духовенства в его благочинии, в котором, впрочем, и без того все быстро изменяется: "погребение бедного совершается точно так же, как и богатого; так и крещение, так и все; большая часть поборов по приходам упразднена; священники ни одной обедни не служат без проповеди", — словом, все поднимается и оживляется, "как по мановению волшебной палочки" архиерея Хрисанфа. — В это время Вера Николаевна рождает отцу Алмазову дочь, которую крестят благочестивый Осокин и благочестивая же г-жа Скалон.