В этот период острейшей борьбы за власть и формирования ее новых органов, когда общество в России и Башкирии оказывается глубоко расколотым, он, наконец, находясь в Самаре, официально вступает в апреле 1918 года в РКП(б) и, по его собственному признанию, становится «солдатом партии» или «мусульманским коммунистом». Свидетельством этому станут его слова в ходе встречи с боевым товарищем Г. Давлетшиным в Казани в апреле 1919 года: «Я вступил в партию большевиков и с того момента целиком и полностью посвятил себя партии, потому что партийное дело – мое родное дело и выше цели, чем служение партии, у меня нет».
В этом контексте так и не объясненным до сих пор остается членство К. Хакимова в партии социалистов-революционеров с 1912 по 1915 год, о чем он напишет в своей анкете в 1920 году, хранящейся в Оренбургском архиве общественно-политической истории. Не ясно, как он к ним попал и почему от них откололся. Понятно лишь, что с 1918 года он уже окончательно сделал выбор в пользу партии большевиков. Хотя в той же анкете он пишет, что в РСДРП он с 1915 года и по настоящее время (1920)[53]. Нельзя исключать того, что бдительные органы НКВД знали об этом больше и впоследствии этот факт также мог быть использован против него. Возможно, на эсеров он вышел через поляка Ковалевского, поскольку даты совпадают с периодом его скитальчества в Средней Азии и первым революционным опытом. Но это – только догадки. Тайна до сих пор остается неразгаданной, как и то, почему сам Карим Хакимов об этом ничего не рассказывал.
Опять-таки можно только предположить, что идеи лидера социалистов-революционеров В. Чернова, бывшего в 1917–1918 годах и министром Временного правительства, и председателем Учредительного собрания, о мирном и демократическом переходе к социализму были Кариму одно время близки (возможно, даже уже в Томске и вскоре после возвращения в Оренбург), как и предложения эсеров, поддерживавшиеся и А.-З. Валиди, о «социализации земли». Но все это остается по-прежнему загадкой, как и то, в каком, боевом или политическом, крыле этой мощной на тот период и весьма противоречивой в своих действиях партии он состоял.
Однако, как бы то ни было, с апреля 1918 года его жизнь уже полностью подчинена советской партийной и военной работе, которой он отдается самозабвенно. Новизна и грандиозность задач завораживают, и он, как многие люди того времени, захваченные пафосом глобальных революционных перемен, исходит из того, что никакие жертвы на этом пути, как, впрочем, считали те же эсеры, воевавшие и с царизмом, и с большевиками, нельзя считать неоправданными. Пламя гражданской войны разгорается все ярче.
Впервые за долгие годы 28-летний Карим в условиях начавшегося гражданского конфликта в стране сталкивается с прямой угрозой своей жизни. Но, увлеченный идеями построения нового, справедливого, как он верит, общества он не знает страха и упрека. После казачьего набега на Оренбург 4 апреля 1918 года он берется за винтовку, работает в качестве агитатора в Мусульманском батальоне, а со 2 июля, после возвращения А.И. Дутова в Оренбург и восстановления, пусть и на короткий шестимесячный период, его власти, он из «трибуна, агитатора и главаря» полностью превращается в военного в традиционной для того времени «кожанке». Оружие надолго становится его главным атрибутом. Всех, кто встречал его тогда, впечатлял, а девушек – пугал огромный наган, висевший на боку в кобуре.
В этот период положение советской власти было шатким. В мае 1918 года начался мятеж чехословацкого корпуса, официально подчинявшегося французскому командованию. Чехи, военные формирования которых были сформированы еще до революции для борьбы с немецкими войсками, официально финансировались французским правительством и находились под его командованием, теперь, после подписания в марте того же года «похабного» Брестского мира, по соглашению с Советом народных комиссаров (И.В. Сталин с Т. Масариком) должны были быть вывезены из России через Владивосток по Транссибу. Однако вопреки своим обязательствам не вмешиваться во внутриполитическую борьбу в России, они, то ли опасаясь выдачи немцам (после требования советского правительства, а конкретно Л.Д. Троцкого остановить движение на Восток, разоружиться и переориентироваться на маршрут Архангельск – Мурманск), то ли, как считал В.И. Ленин, отрабатывая французские и английские деньги, выступили против советской власти, чем сильно укрепили в том числе и позиции А.И. Дутова в Оренбургской губернии, позволили ему вернуться летом 1918 года в Оренбург.