Как рассказывал его друг Газиз Галимов, осенью 1906 года Карим поступил учиться в медресе «Садык» хазрета в Каргалинской слободе – пригороде Оренбурга[15]. Там он пробыл до апреля 1907 года. Там же тогда учился и сам Газиз, который, скорее всего, и порекомендовал другу туда записаться. Добыть деньги на пропитание было чрезвычайно сложно. Если Газиз кормился с кухни, на которой готовил для учеников, то Кариму было гораздо труднее. Порой друг выручал и оставлял остатки еды на дне котла, но так не могло продолжаться долго. В конце концов, поработав вначале дворником в лавке мясника, Карим прибился к слепцу, жившему при медресе. Тот был карий (букв. «чтец» по-арабски) – знаток Корана и мусульманских молитв. Зная Священную книгу наизусть, он получал за свои труды подаяние и за сопровождение делился с Каримом хлебом. Но все это выглядело шатко, ненадежно, бесперспективно, хотя и тут молодой парень нашел чему поучиться, запоминая наизусть суры Корана, которые читал слепец…
И в этот момент проявилась еще одна черта Карима – целеустремленность. Он пытливо и старательно изучал в медресе арабский язык, но вскоре осознал, что знаний, которые он там получал, ему явно недостаточно, он хотел знать и понимать больше, намного больше, чем Коран и арабский язык. Он хотел понять, как устроен мир, получить полезные знания для жизни, разобраться в ее противоречиях и, как он тайно размышлял, не делясь даже с близкими, получить ключи к его изменению…
И он снова круто меняет свою жизнь, доказывая себе и другим, что у него есть не только цель, но и воля к ее достижению. Его решимость и понимание того, к чему он стремится, уже тогда поражали всех, с кем он соприкасался.
Но робость у деревенских мальчишек все же еще оставалась в характере. Так, войдя впервые в Оренбург вместе с Газизом – а шли они туда пешком 200 верст, – Карим не хотел демонстрировать свои новенькие лапти и, чтобы не выдать свое простецкое происхождение, предпочел первое время ходить в дырявых кожаных калошах-ката. Чтобы скрыть дыры, их заливали водой, которая, замерзнув, эти дыры скрывала. Но это мало помогало. Оренбург их встретил холодно. В большом по тогдашним меркам и быстро развивавшемся промышленном городе место найти было все равно трудно. Газиз был согласен на все и устроился дворником в харчевню к татарскому хозяину. Карим же искал работы у русских, полагая, что, выучив русский язык, он получит доступ к гораздо большему объему знаний. И тут он опять был прав. Впервые проявилась широта его души и полное отсутствие ксенофобии и национализма. Он готов был учиться у любого народа, который мог ему дать новые знания.
Однако первая попытка оказалась неудачной. Русская купчиха отказала молодому парню в работе, сочтя, что он плохо понимает русский. Увы, тогда она была права. Расстроенный, Карим летом 1907 года вынужден был устроиться половым к татарскому баю на станции Челкар, но затем, не видя никакой перспективы и какого-либо смысла в грязной и неквалифицированной работе, ушел на Ташкентскую железную дорогу ремонтным рабочим[16]. Даже работая половым, он не терял времени и учил с помощью приказчика русский язык. А к тому времени рукастый парень уже многое умел и хорошо разбирался в технике, которой увлекался, так что на железной дороге он пришелся к месту и впервые стал пролетарием, что затем помогло круто изменить его жизнь. В 1907 году он работал на станциях Джела и Кумпулаа.
Поиски веры
Только в большевистских мифах о революционном движении рассказывается, как мгновенно преображались люди, вступив в ряды пролетариата. На деле все было не так или, как говаривал И.В. Сталин, просматривая снятые по его же указанию фильмы об Октябрьской революции, совсем не так. Карим в те годы, несмотря на то что он соприкоснулся на железной дороге с рабочей средой (а железнодорожники были относительно привилегированными работниками по тем временам), все еще оставался правоверным мусульманином и источник не только знаний, но и истины искал в Коране, в среде единоверцев. Иначе не объяснить его упорное желание найти хорошее медресе. Понятное дело, что о своей вере в автобиографии советского периода он не распространялся и никак свою тягу к религиозным школам не объяснял, ограничиваясь фактологическим изложением событий своей жизни в те годы.
Проведя лето 1908 года в киргизском ауле, где он за деньги учил детей богатых кочевников, поздней осенью 1908 года он опять возвращается в Оренбург, снова поступает в медресе, снова пытается найти правду и смысл жизни в коранических текстах. Усердия ему не занимать, но программы, жестко нацеленные на овладение Кораном, его не устраивают… По весне он снова уезжает в казахские степи, где, судя по всему, ему неплохо платят.