Я даже не успела возразить, как клитору прижался большой палец. Мягко, но весьма настойчиво, он очертил контур заветной горошины, а затем проник внутрь дырочки. В голову ударил повышенный градус, а перед глазами появилась настоящая пелена. Отдаваясь порыву страсти, я широко развела ноги в сторону и позволила мужскому пальцу проникнуть ещё глубже. Карим таранил мою дырочку до тех пор, пока я не забилась в очевидном экстазе.
Колени коварно подгибались, а сердце учащённо билось. В какой-то момент мне показалось, что вот-вот и я достигну желанной кульминации, но почти перед самым финишем Карим неожиданно остановился. Вытащил из моего влагалища палец и, ухватившись рукой за подбородок, призвал поднять голову вверх.
— Иди в душ. Через двадцать минут жду обедать, — произнёс обыденным тоном, будто ничего и не было каких-то пару секунд назад.
— Душ? Обед?
Карим одобрительно кивнул головой и, сочтя диалог законченным, вышел из спальни, оставляя меня в одиночестве. Я смотрела на закрытую дверь, ничего не понимая. Что это было только что? Почему он передумал заниматься со мной сексом? Я же видела, как высоко вздымалась мужская грудь из-за тяжёлого дыхания. Чувствовала, как упирается в моё тело эрегированный член.
Растерянная и полная разочарования, я метнулась в ванную комнату. В спешке смыла с кожи влажные следы от поцелуев и последствия возбуждения между ног. Вернулась в спальню. Окинула удивлённым взглядом кровать и глупо улыбнулась. Женская одежда. Новая. С дорогими бирками и лейблами мировых брендов. Нормально так, только зачем? Меня вполне устраивали собственные джинсы и свитер. Но, судя по всему, они не очень устраивали одного взрослого мужчину, возомнившего себя хозяином моей жизни.
***
Карим сидел во главе стола, когда в столовую вошла Зарецкая. Стоило только поднять взгляд на женский силуэт, как у мужчины спёрло дыхание и сдавило в груди. Приталенное платье цвета спелого абрикоса просто идеально подошло его девочке. Симпатично обтянуло грудь, округлые бедра и стройный животик. Карим даже расслабил ворот гольфа и расстегнул все пуговицы, лишь бы стало легче дышать. Но дышать легче не стало. Отнюдь. Соблазнительный вырез на платье в районе декольте так и рисовал в его голове весьма пошлые картинки.
— Я не голодная, — с порога заявила Зарецкая, до последнего не решаясь сесть на свободный стул.
Карим удивлённо приподнял бровь и жестом руки указал на место рядом с собой.
— Я не хочу есть, — возразила девушка, продолжая оставаться на месте, будто приклеенная.
— Сядь, — рявкнул мужской голос.
Никто, естественно, не сел. Карим не выдержал. Криво ухмыльнулся и почесал подбородок, вспоминая слова матери. Да! Манеры у Зарецкой ещё те. Но… ничего. Перевоспитает.
— Люба, я дважды повторять не собираюсь. Если я сижу за столом и жду тебя целых двадцать минут, как думаешь, меня волнует, что ты не хочешь есть?
— Я не просила меня ждать.
— Если тебя что-то не устраивает, то на выход! Насильно заставлять не собираюсь, — Карим устремил взгляд в сторону двери и хитро сощурил глаза, ловя боковым зрением робкие шаги Зарецкой.
Люба сдалась. Шумно выдохнув, она подобрала подол своего длинного платья и не спеша подошла к столу. С психом отодвинула стул и громко плюхнулась на сиденье. Карим за малым не рявкнул, внутренне возмущаясь подобному поведению. Сжал вилку до беления костяшек пальцев, но промолчал, надеясь, что на этом спектакль закончится.
— Что с коллекторами? Ты закрыл вопрос? Карим! — воскликнула Люба на повышенной ноте.
— Я сейчас обедаю, Лю-ба.
— А я сейчас спрашиваю, Ка-рим!
У Карима задергался глаз, а на шее заиграла желвака. Твою мать! Она издевается над ним?
— Ты не ответишь? — продолжила Зарецкая, игнорируя пронзительный взгляд Карима.
— Нет, — отрицательно мотнул головой, пытаясь сосредоточиться на гарнире, а не на остром язычке, который так и хотелось немного подрезать.
— Я наелась. Спасибо!
Девушка демонстративно поднялась со стула и уже собиралась уходить, как Карим неожиданно схватил её за запястье и рванул на себя. От подобного манёвра Зарецкая не устояла на ногах. Так и рухнула назад, прямо в мужские объятия. Карим потянулся рукой к девичьему овалу лица, пробежался пальцем по скулам, а затем со всей силы надавил на ямочки, выступающие на румяных щеках.
— Я не разрешал тебе вставать из-за стола. Запомни, моя душа. Я и только я решаю, когда заканчивается обед. Если я всё ещё сижу за столом, значит, сидишь и ты. Поняла? — Карим ещё сильнее сжал щёки, отчего Люба захлопала перед ним мокрыми ресницами. — Я не услышал. Поняла?
— Да, — пискнула, как обиженный ребёнок.
Карим сбавил обороты. Погладил скулу тыльной стороной ладони и выпустил из своего плена расплакавшуюся Зарецкую.
— Ешь, — произнёс приказным тоном, внутренне ликуя, что сумел поставить на место взбалмошную девицу.
Люба принялась ковырять вилкой салат, ощущая внутри души такую агонию злости, что за малым не проткнула дыру в фарфоровой тарелке. Ярость и обида бушевали в её крови похлеще, чем шторм, за которым она так любила наблюдать, когда отдыхала с братом на море.