Карина

Тут Максим засунул палец в отверстие диска.

— Не надо… пожалуйста! — завопила я. — За что вы меня мучаете?!

— Я мщу за своего младшего брата. — ответил Сашка.

— Я твоего брата вообще не знаю, что я могла ему сделать!

— Он учится в седьмом классе… Однажды вы с Риткой Маркинской заменяли у них урок.

— А, припоминаю. Был там один, он чуть ли не на люстре висел. Этот, что ли твой брат? Похож, очень похож…

— Да, после этого я как-то заметил, что он разглядывает нашу классную фотографию чересчур пристально, но не придал этому значения. А вскоре из моего альбома исчезла фотография со школьного спектакля «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Где ты танцуешь на первом плане. Захожу я к нему в комнату, а он сидит и дрочит на эту фотографию. Я, конечно сделал вид, что ничего не заметил. Он вскоре совсем сдвинулся: он во сне бормочет: «Карина, подари мне свою косу!»

— В этом они схожи с Максом.

— Не перебивай. Я мщу тебе за то, что ты сделала с несчастным ребёнком.

— Да, несчастный ребёнок! Я потом два месяца в себя прийти не могла после урока у них!

— Расказывай, что было у тебя с Костиком!

— Ты это распространишь по всему классу! Если ты это сделаешь, клянусь, я подам на вас за изнасилование. Ты можешь рассказать об этом своему брату, но не более, предупредив его, чтобы он молчал, как рыба.

— Хватит болтологии! — Макс опять крутанул диск, Сашка вытащил ремень из своих штанов и пару раз хлестнул меня. Я завопила диким голосом и провалилась в бездну…

Я слышала доносившиеся до меня сквозь пелену голоса мальчишек:

— Сними её, с неё уже хватит.

И свой голос:

— Развяжите меня, я всё скажу!

Они развязали меня, влили мне в горло чего-то обжигающего, осторожно уложили меня к себе на колени и стали нежно ласкать и целовать. Назло им, я не приходила в себя. Сашка потрогал мою руку.

— Пульс есть, жить будет.

— Но в себя она не приходит! Может ей искусственное дыхание сделать?

— А ты умеешь?

— Да.

Макс опустился передо мной на колени, раскрыл мои губы и накрыл мой рот своим, заткнул мне нос и сделал пару вдохов. Чтобы отблагодарить его, я открыла глаза. Из мальчишек вырвался вздох облегчения: жива!

Придя в себя, я одела трусы, лифчик, свои любимые старые джинсы и достала свой дневник, в котором был описан со всеми подробностями тот день. Оба тем временем тоже приоделись и стали меня с интересом слушать. Краем глаза я заметила, что штанишки-то им маловаты уже становятся!

— Да, повезло Костяну! — сказал Сашка, вздыхая, переглянувшись с Максимом. Я достала «Полароид» со шкафа и сказала:

— Снимите меня, как я есть сейчас.

Они сделали пару снимков. На одном из них, где у меня коса была перекинута наперёд, я написала: «Дорогому…

(- Сашка, как зовут твоего брата?

— Сашка.)

… Сашунчику от Карины. С любовью» Подпись.

— Передай это своему брату, — сказала я Сашке. — А вторую оставьте себе.

— Спасибо, — сказали они. — Пожалуйста, прости нас за всё.

— Так уж и быть, — я нежно и продолжительно поцеловала в губы сначала одного, потом другого…

Часть 4 Продолжение дневника Карины

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДИМЫ

28.10. На следующий день, у меня всё болело; я с отвращением сидела за столом и делала уроки в одиночестве (брат опять куда-то исчез). Я чувствовала как физическое, так и моральное опустошение, моя душа была наполнена чем-то нехорошим, гадким и склизким, а также подёрнута паутиной непонятной ноющей тоски. День был серый, сонный, с неба что-то сочилось, слегка разбрызгиваясь. Я закончила всё часов в пять вечера, когда уже слегка развиднелось и появился месяц. Я подошла к окну и мне захотелось завыть на него, чтобы вытянуть из себя с воем по ниточке всё то, что переполняло меня, опять появилось гложущее нехорошее предчуствие. (Что-то слишком часто.) Я была бы рада сейчас любой живой душе, которая пришла бы ко мне. Хоть бы кто-нибудь позвонил, что ли. Но телефон молчал. Тут раздался звонок в дверь. Я подумала, что это плод моего больного воображения. Но звонок зазвенел ещё раз, требовательно и настойчиво. На пороге стоял мой брат Игорь, да ещё и со своим приятелем Антоном! Я схватила брата за рукав, чтобы убедиться в его реальности. Тот недоумённо воззрился на меня и прошёл вместе с другом в квартиру. Я на радостях что-то приготовила им, угостила чаем. Я поистине наслаждалась каждой минутой общения с ними. Как говорил Антуан Сент-Экзюпери «Самая большая роскошь — это роскошь человеческого общения». Когда побудешь в одиночестве в грустный осенний день в полном одиночестве несколько часов, то они покажутся тебе годами. Я жадно ловила каждое слово, сказанное ими.

— Что с тобой? — спросил Антон. Он видимо отнёс это на свой счёт, подумав, что он мне нравится. Я не сказала бы, что он мне противен, но у меня всё-таки есть Дима, по которому я соскучилась.

— Я целый день была совершенно одна и ваш приход для меня как порция кислорода. Если бы вы не пришли, я бы, наверное, сошла бы с ума.