Каркуша, или Красная кепка для Волка

Потратила еще минуты три на скорбь по собственной отсутствующей личной жизни, пока проходила местный фейсконтроль и отбивалась от вопросов, не нужны ли нам художники-оформители со свободным графиком работы (своих бы куда деть, кто подсказал бы!). А после, припомнив, в каком закоулке мы с Психом договорились о встрече, попрыгала в святая святых каждого университета.

В местную столовую, славящуюся способностью поваров спалить то, что в принципе не подлежит сожжению. У них даже чай порой получался со вкусом горелого, хотя при всей своей фантазии я так и не смогла понять, как им это удается. Радует, что такие казусы были скорее исключением, чем правилом.

Печалит, что за все годы учебы правило поему-то подтверждалось именно на мне.

Евстигнеев Арсений Петрович, двадцати четырех лет от роду, худощавого телосложения, миловидной внешности и суровой репутации нашелся за угловым столиком. Подальше от выхода, поближе к раздаче. Темно-русые волосы были собраны в растрепанный хвост на затылке, скулу украшала витиеватая свежая татуировка, бровь проколота, а общее благостное выражение лица подсознательно заставляет вспомнить обо всех своих прегрешениях. И нет, не был он таким уж страшным, наш Псих.

Но оставлял после себя незабываемое впечатление и легкую психологическую травму. Или психическую?

— Контора пишет? — приземлившись на стул напротив Сени, я ни капли не смутившись холодного прищура светло-голубых пронзительных глаз, стащила у него из-под носа стакан с чаем.

Парень на это только хмыкнул, покрутив в пальцах самое настоящее писчее перо, и вернулся к своим записям, без особого энтузиазма поинтересовавшись:

— Итак, чем обязан видеть твою взъерошенную светлость?

— А то ты не в курсе, — хмыкнула, блаженно щурясь и грея руки о стакан.

— Все, что я на данный момент знаю, так это то, что нам выдали безнадежное в своей провальности задание, — мимолетная улыбка сгладила холодные черты лица Сеньки, но повысила нервозность окружающих, проходивших мимо оккупированного нами столика. — Оказывается мы, с нашими далекими от скромностями творческими талантами, должны занять как минимум второе место… И займем, да… Второе с конца.

— Сеня, да ты пессимист, как я погляжу.

— Каркуша, да ты оптимист, как я посмотрю, — вернул подколку Псих и хмыкнул, не глядя, стянув стакан чая с подноса проходившего мимо младшекурсника. — И чем дольше я с тобой общаюсь, тем сильнее меня волнует один ма-а-аленький вопрос… На каких препаратах надо сидеть, что бы являть миру столько жизнелюбия и радости?

— Исключительно на успокаивающих сборах и мантре «Я не убиваю окружающих меня идиотов», — фыркнула, делая еще один глоток горячего напитка. После чего полезла в рюкзак и плюхнула на стол между нами стопку распечаток. — Спрашивать, есть ли у вас заготовки, не буду. И так понятно, что они тебя интересовали в самую последнюю очередь. Так что держи, это схематичный план выступления. Я набросала парочку линий, выберешь что больше подходит. Но учти, будете петь, текст песни на сверку предоставить обязательно и не за пять минут до выхода на сцену. Прошлые матершинные частушки мне до сих пор икаются периодически.

— Декан оценил? — и снова эта мимолетная улыбка, от которой внутренности в узел сворачивались и срочно просили политического убежища где-то в левой пятке.

— И декан, и зам декана, и куратор и даже ректор, в кои-то веки посетивший мою скромную обитель, — я скривилась, как от зубной боли, припомнив это чудное виденье, отнявшее у меня два часа свободного времени, десятки нервных клеток и уйму седых волос своими рассуждениями о воспитательном процессе. — Поэтому, Псих, я тебя не как товарища, однокурсника, коллегу или собрата по несчастью… Я тебя, как человека прошу, давай хотя бы в этот раз обойдемся без происшествий, а?

Сеня на такую просьбу только тихо рассмеялся, лукаво сощурившись и насмешливо на меня посмотрев. Вот только как-то прокомментировать прозвучавшие слова не успел. Словно в противовес всем моим чаяньям и надеждам, неприятности решили начать действовать прямо сейчас. И какой-то неуклюжий первокурсник, запутавшись в собственных ногах, потерял равновесие и рухнул прямо нам на стол. Со всем своим подносом, полным еды и под дружный лошадиный ржач присутствующих тут же студиозов. Да так метко упал, что сумел не затронуть ни меня, ни Психа…

Зато залил супом и чаем, вперемешку с картофельным пюре, все мои распечатки, блокнот Сеньки и его же толстовку, так неосторожно лежавшую на краю стола. Хохот стал просто гомерическим и грозил перерасти в массовую истерику.

— Такчто ты там говорила про схему выступления? — отстраненно поинтересовался Арсений, изящным движением смахивая куски хлеба с колен. Выудив из получившейся жижи собственный блокнот, он поморщился, скептично разглядывая, во что он прекратился.