А подумать было о чем! Уважаемый Станислав Григорьевич вслух-то не уточнял, но по выразительному взгляду и ежику было понятно, что задача минимум не только постановку номеров организовать, но и занять хотя бы второе место. Что, зная ленивую задницу всего нашего факультета, было, мягко говоря, проблематично. Тут на турслет-то загнать не получается, что уж про какую-то культурно-массовую программу говорить?!
Можно даже не спрашивать, а сразу пойти в библиотеку за тем приснопамятным вторым, дополненным томом энциклопедии бранной лексики. Думаю, там найдется десятки два эпитетов, которыми меня покроют сокурсники, за попытку привлечь их к общественной жизни вуза.
Родной закуток, гордо именуемый кабинетом, встретила привычно заевшим замком. Который я давно научилась открывать с пинка, приходившегося аккурат в нижний левый угол дверного полотна. Распахнув хлипкую конструкцию, по недоразумению названную дверью, я щелкнула выключателем и скрылась в недрах своего логова, пропахшего нафталином и клеем. На всякий случай, закрывшись на щеколду изнутри, собираясь обдумать поступившее предложение сверху…
И, что уж тут греха таить, с паническими воплями побегать по кругу, задаваясь вопросом, что делать и как быть! Авось умная мысль соизволит посетить мою бедовую голову.
Помещение два метра на восемь освещало три лампы, одна из которых постоянно мигала. Здесь с одной стороны теснились потрепанные шкафы, забитые самым разнообразным хламом, начиная от париков для образов века так восемнадцатого, заканчивая искусственной шкурой мамонта, для роли пещерного человека. С другой стояли старые парты, образуя подобие стола для переговоров, представляя собой настоящий образчик наскальной живописи нескольких поколений студентов нашего факультета. У одного из двух окон, закрытых блеклыми жалюзи, притулился компьютерный стол с потрепанным ноутбуком, вечно зависавшим в самый неподходящий момент, и проектором.
Этот представитель технических средств обучения явно знавал лучшие времена своей недолгой жизни и корыстно использовался мною в качестве личного, домашнего кинопроектора. Все равно тут кроме меня никто на постоянной основе не бывает. А корпя вечерами над очередным важным делом можно сойти с ума сидя в тишине.
— Наше вам, с кисточкой, — вздохнув, я бросила рюкзак на ближайшую парту и приземлилась на единственный скрипучий стул у окна, закину ноги на стол. Вздохнула и посетовала, глядя на потрескавшуюся штукатурку на потолке. — И где ж мне так свезло-то по жизни, что бы так-то отдуваться…
Вопрос был риторический и пояснений не требовал. Так что, посидев так еще минуты три, я снова вздохнула. И разразилась обличительной речью в адрес авторитарного декана, думавшего только о рейтинге учреждения вообще и факультета в частности, промолчавшего снова куратора и собственного инстинкта самосохранения, шлявшегося непонятно где в тот самый момент, когда я соглашалась на вакантную должность почетного козла отпущения. Почему-то называвшуюся «глава студенческого совета» и имевшую туеву кучу обязанностей и почти никаких прав и привилегий.
Впрочем, последнее было исключительно бессмысленным сотрясанием воздуха. Уж где были мои мозги вместе с тем самым инстинктом, я прекрасно знала, когда подписывалась на все это. Мне нужен был свободный график посещений, пара преференций от администрации и возможность сдавать зачеты и экзамены вне очереди или с другим потоком. И то, что просто так мне этого никто не позволит, тоже было понятно сразу.
Увы, за все надо платить. Да и потом, как говорит мой обожаемый сосед «Херня война, главное маневры!».
— Эх, жизнь моя жестянка, да ну ее в бо-ло-о-о-то! — пропела я, потянувшись и крутанувшись на стуле вокруг своей оси. После чего открыла ноутбук, включила надсадно загудевший компьютер и подгрузила базу данных студентов нашего факультета, выменянную у методиста в обмен на коробку конфет с коньяком. И, дождавшись открытия файла, принялась выбирать будущих жертв моего произвола, просто-таки горевших желанием участвовать в конкурсе самодеятельности.
О том, как я буду переживать волну бурных восторгов и не менее ярких благодарностей со стороны сотоварищей, я благоразумно старалась не задумываться. Воображение у меня под стать фантазии, мало ли какие картинки кровавой расправы над моей несчастной личностью придумает!
Тихо фыркнув и дернув плечом, я забралась с ногами на стул и принялась крутить открывшуюся моему взору электронную таблицу. Информация, хранившаяся в ней, попадала напрямую под нарушение закона о персональных данных. А еще помогала без особого труда набрать коллекцию из пяти душ, имевшую несколько хвостов, пару канувших в лета курсовиков и, что немаловажно, готовых на любой кипешь, окромя голодовки…
Лишь бы не на ковер в деканат и не на вылет из вуза. Их-то я и выписала на косо оборванный тетрадный лист, время от времени покусывая кончик карандаша и щурясь на монитор. Почесала затылок, склонив голову набок и обреченно протянула: