Карл, герцог

То был бы очень хороший день, если бы он окончился в тот же миг и молодые влюбленные пробудились на другом краю света, где не живут ни злые дервиши, ни могущественные Абенсеррахи.

Но вслед за тем мигом пришел следующий и в патио появился третий.

«Слова в твоих стихах, как пауки в кувшине, – сказал насмешливый голос. – Они безобразны, противны Аллаху и они пожирают друг друга. Слыханное ли дело приравнять мясо смертной к божественному эфиру?»

Это был черноокий Альбаяльд из рода Абенсеррахов.

«Уж твоё мясо я не прировнял бы и к иблисовой колбасе», – сказал Али и обнажил клинок. Остальное должна была досказать его альфанга.

«Оставь этого щенка, Исидора», – сказал Альбаяльд. Он скрестил руки на груди в знак того, что не принимает вызов молодого Зегреса. «Семя и вино всечасно стучат в его пустую голову, – продолжал Альбаяльд. – Тебе нужен настоящий мужчина. Такой, как я: искушенный, ведающий цену словам, крови и женщинам. Я не посвящу тебе ни одного стиха, ни одного слова: потому что ты лучше любых слов.»

«Ты трус, – в сердцах сказал Али и острие его альфанги застыло у горла Альбаяльда. – Ты сказал слишком много слов, чтобы оправдать своё безмолвие, а достало бы четырех: „Я свинья и невежда“. Дерись или уходи.»

«Драться легко, – повел плечом Альбаяльд. – Но тяжело потом держать ответ пред Всеведущим за пролитую кровь.»

Альфанга в руке Али дрогнула. Он сказал: «Исидора, этот человек оскорбил тебя. Скажи одно слово и его нечестивый язык пойдет в корм собакам.»

«Нельзя убивать с стенах приюта святой Бригитты», – сказала моя мать, и её слова могли значить что угодно.

«Да, – согласился Али. – Я убью Абенсерраха за воротами.»

Моя мать не ответила ни «да», ни «нет». В глубине души она знала, что если дело кончится миром, оба мужчины уйдут из её жизни. Они вместе сходят в злачное место, посмеются над минутным помутнением рассудка, и всё забудется. Но если один убьет другого, пролитая кровь навеки свяжет победителя с нею.

Альбаяльд сразу понял это по её молчанию и сказал: «Исидора, я думал, что ты сможешь стать мне хорошей женой, но прежде глаза мои были полны песка. Сухие слезы омыли их и теперь я вижу, что ты недостойна моей любви.»

«Когда ты пришел сюда, ты был уже третьим», – сказала моя мать.

Мавры выехали за ворота, и Али напал на Альбаяльда. В то время госпиталь был полон людьми, и все – даже незрячие и безногие калеки – сбежались, чтобы посмотреть на поединок. Их любопытству сыскалось совсем немного пищи. Седьмым ударом прямой толедский меч Альбаяльда преломил альфангу Али, а восьмым рассек подпруги его седла. Под общий хохот Али повалился наземь вместе с седлом. При падении он вывихнул ногу и напоролся бедром на обломок собственного клинка. Сошел на землю и Альбаяльд.

«Видишь, Исидора, – выкрикнул Альбаяльд, – как беспомощен теперь твой любимец?! Таков он и в войне, и на супружеском ложе! Оставайся с ним, вам не будет скучно вдвоем: змее и бесхвостой крысе!»

Так он покуражился ещё немного, а потом умчался прочь. Не сказав ни слова, Али кое-как поднялся, приладил седло и тоже уехал, хотя моя мать, выбежав за ворота, умоляла его остаться.

В тот же вечер Жануарий приказал моей матери собирать вещи.

Ей некуда было направиться, кроме как в Гранаду, чтобы разыскать там Али. От приюта до города пешком было семь дней пути и вот на восьмое утро она первый раз в жизни увидела великолепие Красного Города.

Моя мать тогда ещё не знала, что прошедшей ночью близ приюта появились двое, перебросили через стену небольшой сверток, а потом скрылись.

В то самое время, когда моя мать входила в город, Жануарий стоял посреди двора и разворачивал сверток. Он обнаружил в нем человеческий язык и короткое письмо. «Исидора! Вот язык, сказавший в своей жизни совсем мало правды: ты недостойна любви.»

Но мать ни о чём таком не подозревала и принялась простодушно выспрашивать у всех встречных, как ей разыскать дом Али из рода Зегресов. Она нашла его только к обеду и смело постучала. Ей открыл молчаливый слуга с устрашающей палицей в руках. Когда она сказала, что ищет Али, он внимательно оглядел её и, угрюмо улыбнувшись, знаком приказал следовать за собой.

За домом в сени инжировых деревьев у бассейна с золотыми рыбками сидело много тучных и самодовольных мужчин. Какие-то женщины в бесстыдных прозрачных платьях танцевали под бедный перезвон струн и перестук маленьких барабанов. Али здесь не было.

«Здравствуй, Исидора», – сказал чей-то неприятный и совершенно незнакомый голос за её плечом. Сразу вслед за этими словами в глазах моей матери закружились вьюгой тысячи алых лепестков, затем сквозь колдовское наваждение промчался огнедышащий железный конь и она провалилась в забытье.

Мать открыла глаза и не увидела ничего, кроме тьмы. «Меня зовут Фатар, – сказал кто-то, и его голос казался громом, приглушенным тысячью слоев войлока. – Я во многом сродни Жануарию, но если он перо, то я – птица, а если он рыба, то я рыбарь. Погляди на меня.»