Карл Густав Маннергейм. Мемуары

Спустя тридцать пять лет после разрыва унии между Швецией и Норвегией последняя понесла наказание в виде германской оккупации за то, что вырвалась из военно-политического союза, не подумав заключить со Швецией военный договор и даже не уделив достаточного внимания обороне своей страны. Пожалуй, уже тогда можно было предположить, что последствия ликвидации унии когда-нибудь скажутся и на Финляндии. Что мог бы значить для северных стран союз, базирующийся на действительной воле к обороне, показало развитие событий в 1939—1940 годах.

Одна возможность Финляндии сохранить нейтралитет и облегчить экономические условия была утрачена, когда провалился шведский план по мирному решению проблемы Северной Норвегии. Этот план, одно из редких проявлений активности шведской внешней политики во время второй мировой войны, был предложен во время боёв под Нарвиком; он предполагал вывод из этого района как немецких, так и французско-британских войск и посылку вместо них шведских вооружённых сил. Даже с учётом страха перед возможными домогательствами русских, для Финляндии в ту пору было выгодно, чтобы войска западных держав вошли в Северную Норвегию, где они могли бы защищать свои интересы как до, так и после распада советско-германского братства по оружию. Однако 20000 солдат в начале июня перебросили на французский фронт. Если бы эта группировка оставалась в Норвегии, она принесла бы большую пользу в деле защиты интересов западных стран, а её присутствие, с точки зрения Финляндии, было бы важнейшим фактором сохранения равновесия в регионе.

Развитие общей ситуации, начиная с июня 1940 года, не предвещало ничего хорошего. Западные страны, от которых Финляндия получила самую сильную поддержку, оказались основательно побитыми. Вооружённые силы Германии продолжали развивать мощное наступление на Запад. Следовательно, у Советского Союза руки оказались развязанными для дальнейшего выдвижения вперёд своих стратегических позиций.

События в Прибалтике показали, что Москва, видимо, не станет манкировать такой возможностью. Плохим предвестником стали ноты, переданные Литве 13 и 28 мая 1940 года: в них эта страна обвинялась в антисоветской деятельности. 14 июня последовал ультиматум, и уже на следующий день русские войска приступили к оккупации Литвы. 19 июня такая же участь постигла Эстонию и Латвию. Наша разведка доносила о том, что в Ленинградском военном округе идёт широкомасштабная военная подготовка, и перед нами, естественно, встал вопрос, а не наступает ли очередь Финляндии?

2 июня — спустя всего лишь несколько дней после «второго предупреждения» Литве — русские предъявили Финляндии требование, никоим образом не вытекавшее из мирного договора: все предприятия, как государственные, так и частные, вывезенные из Карелии и с мыса Ханко, должны быть возвращены СССР. 23 июня, через четыре дня после оккупации Эстонии и Латвии, последовало новое требование: концессию на никелевые рудники в районе Петсамо необходимо отобрать у британской «Монд никель компани» и передать либо СССР, либо обществу, акционерный капитал которого был бы поделён поровну между Советским Союзом и Финляндией. Едва ли случайно этого потребовали после того, как войска Англии покинули не только Северную Норвегию, но и всю материковую часть Европы. Как выразился Молотов, русских не столько интересовала руда, сколько сама территория, запасов никеля на которой хватит на долгие годы. Наконец, 27 июня СССР потребовал либо демилитаризировать Аландские острова, либо же укрепить их совместными силами Советского Союза и Финляндии.

Хотя печать по рекомендации правительства и воздерживалась комментировать эти пробуждающие интерес требования, но слухи о них всё же быстро распространились. Народ в этой серии нажимов увидел начало такого же спектакля, какой был разыгран на южном берегу Финского залива.