Карл Линней. Его жизнь и научная деятельность

Первая его забота в Упсале была обращена на ботанический сад при университете, основанный еще в середине XVII века, одно время процветавший, но после огромного городского пожара в 1702 году пришедший в полный упадок. Линней застал его в жалком состоянии: кроме отечественных растений, в нем не осталось ничего другого. Благодаря средствам, данным на улучшение сада графом Гилленборгом, Линней привел его в блестящее состояние, и Упсальский ботанический сад вскоре сделался одним из первых в Европе. С помощью многочисленных поступлений, которые Линней получал из разных местностей от своих учеников и друзей, уже через шесть лет своего заведования он довел в нем количество разводимых видов до 1100.

Ботаническая кафедра в Упсале приобрела при Линнее необыкновенный блеск, которого она никогда не имела ни раньше, ни после. До Линнея ботаника считалась одним из второстепенных предметов академического преподавания; она носила исключительно прикладной, фармакологический характер, и к занятиям ее студенты относились как к простой формальности. У Линнея была всегда полная аудитория; его слава натуралиста привлекала учеников отовсюду, и в стенах скромного провинциального университета впервые появились студенты, говорящие на чужих языках, – немцы, швейцарцы, датчане, англичане, даже русские[3]. Он ввел в преподавание ботаники студентам элемент самостоятельных наблюдений, учил их приобретать сведения путем личных сношений с природой, в летние месяцы предпринимал во главе своих многочисленных слушателей ботанические экскурсии по живописным окрестностям Упсалы.

Впоследствии многие из его учеников становились его верными помощниками; предпринимая отдаленные путешествия, заносимые судьбой в разные страны, они отовсюду присылали Линнею научные материалы. С этой целью он постоянно старался доставлять своим ученикам должности духовных лиц или врачей на кораблях. Из его учеников, оставивших по себе память в науке, назовем Форскала, путешествовавшего в Аравии; Соландера, совершившего вместе с Куком кругосветное путешествие; Фалька, бывшего профессором в Петербурге, путешествовавшего по России и застрелившегося в 1774 году в Казани.

Число студентов в Упсале до Линнея не превышало обыкновенно 500 человек и опустилось снова до этой цифры после его смерти; но при жизни Линнея его громкая известность привлекала массу студентов, и в 1759 году, в год его ректорства, оно достигло небывалой цифры —1500 человек.

С внешней стороны жизнь его с этих пор представляет непрерывный ряд успехов и почестей. В тот век – век просвещенного абсолютизма и меценатов, – ученые были в моде, и Линней был из числа тех передовых умов прошлого столетия, на которых сыпались любезности государей. Из Испании он получил предложение поселиться в Мадриде и сделаться королевским ботаником – неслыханная честь для ученого отдаленной страны, к тому же еретика, лютеранина; ему предлагали право свободного исповедания своей религии, возведение в дворянское достоинство и годовое жалованье в 2000 пиастров. Но Линней отказался от этого лестного предложения, как и от другого подобного из Петербурга, где Екатерина II желала видеть его при своем дворе и где ему предлагали звание члена Академии наук. И у себя на родине он получил все отличия, какие только мог получить; короли Адольф-Фридрих и Густав III дорожили им как славой страны и осыпали его знаками своего внимания. В 1757 году он был возведен в дворянское достоинство; только с этого времени его фамилия стала писаться так, как она теперь общеизвестна. До этого времени он назывался Linnaeus – латинизированная фамилия, которую носил его отец; с дарованием дворянского титула его имя в духе того времени было офранцужено и оно звучало с тех пор Karl von Linné; это правописание и сделалось общеупотребительным.

Неизменным покровителем и другом, меценатом Линнея со времени его возвращения из-за границы, был знатный дворянин того времени, шведский сановник, сенатор и маршал граф Тессин. Тщеславный и тонкий дипломат, он рано сумел угадать Линнея, следя за его деятельностью по заграничным журналам тогда еще, когда никто им на родине не интересовался, и сумел покровительством первому ученому своего времени придать лишний блеск своему имени. Впрочем, каковы бы ни были его побуждения, ему все-таки принадлежит честь сохранения для Швеции ее величайшего натуралиста. Благодаря именно его настояниям Линней получил, как мы говорили уже выше, место адмиралтейского врача и затем профессуру в Упсале.