Но Вейтлингу и Прудону выпали на долю не только одинаковая слава, но и одинаково печальный рок. Несмотря на их проницательность и дальновидность, Вейтлинг не пошел дальше кругозора немецкого ремесленника, а Прудон – дальше кругозора французского мелкого буржуа. И поэтому они разошлись с человеком, который блестяще завершил то, что они блестяще начали. Причиной расхождения было не личное самолюбие, не капризное упрямство, хотя, может быть, впоследствии – по мере того, как Вейтлинг и Прудон начинали чувствовать, что волна исторического развития относит их на мель, – выступили и такие мотивы. Столкновения Вейтлинга и Прудона с Марксом показывают, что они просто не понимали его стремлений. Они были во власти ограниченного классового сознания, и оно проявлялось тем сильнее, что жило в них бессознательно.
В начале 1846 г. Вейтлинг приехал в Брюссель. Его агитацию в Швейцарии подрезали, с одной стороны, беспощадные преследования, с другой – внутренняя противоречивость его собственной позиции. Тогда он отправился в Лондон, но не мог там справиться с деятелями Союза Справедливых. Он сделался жертвой своей жестокой судьбы именно потому, что, спасаясь от нее, возомнил себя пророком. Волна чартистской агитации подымалась в это время в Англии все выше и выше. Но Вейтлинг, вместо того чтобы с головою броситься в это движение, занялся разработкой новой системы мышления и речи и носился с планом создания всемирного языка; эта затея становилась все более его излюбленной причудой. Он легкомысленно брался за такие задачи, которые сплошь и рядом были ему не по плечу. Благодаря этому он все больше замыкался в себе и отказался от подлинного источника своей силы – реальной жизни своего класса.
Переселение в Брюссель было еще наиболее разумным шагом Вейтлинга. Если кто-нибудь мог спасти его в идейном отношении, то это был Маркс. Что Маркс принял его самым радушным образом, известно не только по словам Энгельса, но и самого Вейтлинга. Идейное сближение между ними оказалось, однако, невозможным. На собрании брюссельских коммунистов 30 марта 1846 г. между Марксом и Вейтлингом произошло чрезвычайно резкое столкновение. Оно было вызвано обидными нападками Вейтлинга, как он сам сообщает об этом в письме к Гессу. В то время велись переговоры об организации нового книгоиздательства, и Вейтлинг вздумал утверждать, что Маркс хочет отрезать его от «денежных источников», чтобы самому воспользоваться «хорошо оплачиваемыми переводами». Маркс, однако, и после этого продолжал помогать Вейтлингу, чем мог; 6 мая Гесс, тоже на основании слов самого Вейтлинга, писал Марксу из Вервье: «Как я и ожидал от тебя, ты, несмотря на столкновения с Вейтлингом, не закрываешь перед ним кошелька, пока у тебя есть в нем что-нибудь». А у Маркса было у самого донельзя мало в кошельке.
Но спустя несколько дней Вейтлинг довел дело до непоправимого разрыва. Американская пропаганда Германа Криге не оправдала надежд Маркса и Энгельса. В еженедельнике «Народный трибун», который Криге издавал в Нью-Йорке, не было ничего, кроме пустых широковещательных фраз и сентиментального ребячества. Ежедневник не имел ничего общего с принципами коммунизма и вносил прямую деморализацию в ряды рабочих. Еще хуже было то, что Криге писал нелепые просительные письма, выклянчивая у американских миллионеров по нескольку долларов для своего журнала. При этом он выдавал себя за литературного представителя немецкого коммунизма в Америке, ввиду чего действительные представители коммунизма сочли необходимым протестовать против компрометировавшего их сообщества.
16 мая Маркс и Энгельс, а также их друзья решили выразить такой мотивированный протест в форме циркулярного письма к товарищам и хотели послать прежде всего это письмо для опубликования в самом органе Криге. Один только Вейтлинг не пожелал подписать протест. «Народный Трибун», заявил он, коммунистический орган, вполне соответствующий американским условиям. У коммунистической партии столько могущественных врагов в самой Европе, что ей незачем думать об Америке, да еще разжигать там братоубийственную войну. И Вейтлинг не удовольствовался отказом от участия в протесте; он отправил еще письмо Герману Криге, возбуждая его против «отъявленных интриганов». «Пресловутая лига, – писал он, – состоит из двенадцати или двадцати человек, распоряжается весьма толстой мошной и занята борьбой против меня, как реакционера. Сначала им надо уничтожить меня, потом других, потом собственных друзей; а затем уж эти господа начнут перерезывать горло друг другу… Для этих интриг у них есть теперь громадные деньги, а я нигде не нахожу издателя. Мы с Гессом стоим совершенно особняком от этой компании; но Гесс, как и я, в опале». После такого письма и Гесс отрекся от этого ослепленного человека.