Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Большая часть работы Маркса той весной (и обострения, описанного Женни) была связана с подготовкой поистине титанического сражения с Бакуниным за будущее движения рабочего класса. Во время своего пребывания в Италии и Швейцарии Бакунин показал себя талантливым агитатором, связываясь с известными революционерами, сочиняя памфлеты и распространяя через своих аколитов миф о могучем русском богатыре, способном повести рабочих за собой. В 1869 году он познакомился в Женеве с 22-летним русским нигилистом Сергеем Нечаевым, который если и не являлся полным психопатом, то психически нестабильным был наверняка. Нечаев имел большой авторитет в среде революционеров, в том числе и за его предполагаемый побег из Петропавловской крепости, в которой когда-то сидел и Бакунин. Нечаев утверждал, что в России он является руководителем многотысячной подпольной группы {20}. Верил ли ему Бакунин — большой вопрос, но он явно попал под обаяние этого молодого человека, разделявшего его любовь к заговорам и заставлявшим его чувствовать связь с Россией, в которую он не мог вернуться.

Во время своего сотрудничества с Нечаевым Бакунин написал «Революционный Катехизис», в котором выдвинул два основных тезиса: «Цель оправдывает средства» и «Чем хуже, тем лучше». Как отмечал один из историков, Бакунин верил, что «допустимо все, идущее на пользу революции, а все, что мешает ей — преступно». Более того, по мысли Бакунина, недостаточно осветить город, зажигая лампы — нужно поджечь весь город. Он писал: «Для революционера существует лишь одна наука — наука разрушения». {21}

Бакунин был, возможно, наименее хорошим переводчиком для труда своего вечного противника Маркса, но в 1869 году он получил аванс от издателя (больше, чем Маркс когда-либо получал за свою книгу) на русский перевод «Капитала». Он осилил только 32 страницы к тому времени, как Нечаев убедил его, что у них есть более важные дела {22}. О переводе с Бакуниным договаривался молодой русский, Николай Любавин, работавший над проектом вместе с Даниельсоном, и именно против него Нечаев развернул целую кампанию, чтобы освободить своего старшего товарища от обязательств. Нечаев отправил Любавину письмо, якобы от имени его огромной нигилистической организации, обвинив студента в эксплуатации Бакунина и угрожая использовать «менее цивилизованные методы», чем письма, если он не освободит Бакунина от обязательств по контракту {23}. Это была не пустая угроза. Нечаев уже убил одного студента в Москве, предварительно избив и связав его — чтобы доказать всем существование своей подпольной организации {24}.

Маркс узнал об этом и проинформировал Генеральный Совет об этой грязной истории. Чтобы подготовиться к выступлению 2 сентября 1872 года на ежегодном конгрессе в Гааге, Маркс начал собирать доказательства связи Бакунина и Нечаева и того, что Бакунин продолжал возглавлять свою группу анархистов, вопреки уставу Интернационала. Он надеялся использовать эти сведения, чтобы добиться исключения Бакунина и его сторонников из Интернационала. На самом деле это было лишь формальным поводом — Маркс хотел исключения Бакунина из-за принципиальных идеологических расхождений {25}. Русский анархист не верил в то, что можно сражаться политическими методами — и что может существовать партия рабочего класса. Напротив, он свято верил в то, что рабочие должны открыто демонстрировать свою силу, чтобы защитить свои права {26}. Маркс спорил с ним по этому вопросу еще с 1849 года, но теперь, когда идеи Бакунина получили широкое распространение, он становился по-настоящему опасен. Маркс признавал, что революция всегда приводит к кровопролитию, однако не считал, что насилие является главным методом; он решительно возражал, чтобы Интернационал превращался в подобие повстанческой армии.

Маркс никогда не присутствовал на конгрессах Интернационала за пределами Лондона, но важность нынешнего конгресса была столь велика, что в Голландию отправилась вся семья — включая двоих французов, которые еще только готовились стать ее членами, Лонге и Лиссагарэ. Разумеется, с ними был и Энгельс. Этот публичный съезд должен был стать первым после событий в Париже, и в прессу немедленно просочились слухи, что на конгрессе будут спланированы новые акты террора. Журналисты со всего мира съехались в Гаагу, чтобы освещать шабаш жестоких радикалов. Маркса атаковали репортеры. Некоторые просто хотели увидеть его, другие устраивали между собой соревнование, кто первым возьмет интервью и узнает о его зловещих планах {27}. Истерия нарастала. Местные газеты предупреждали горожан, чтобы те не выпускали на улицу жен и дочерей, пока Интернационал в городе, а ювелирам рекомендовали закрыть свои магазины {28}. Однако пресса и полиция были разочарованы: делегаты вели себя пристойно, словно представители какого-нибудь съезда промышленников или коммерсантов — вплоть до того, что у каждого на лацкане была голубая ленточка, чтобы их легко было узнать {29}.